Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Положив ее на плечо, Август уперся в гладкое дерево подбородком. Его пальцы послушно легли на струны.

Он вздохнул, поднес смычок к скрипке и извлек первую ноту.

Стоило Августу начать играть, ему тотчас полегчало. Головная боль ослабела, жар улетучился, напряжение покинуло мышцы и звуки выстрелов, превратившиеся в непрестанный шум помех, прекратились. Мелодия сорвалась со струн и закружилась по комнате. Музыка была негромкой, но Август знал, что она настигнет свою жертву.

Август услышал шаги Осингера: мужчина уже спускался с лестницы.

Август продолжал играть. Осингер приближался к Августу размеренной поступью. Музыка притягивала его.

Песня нырнула, взмыла и закрутилась в спираль. Август отчетливо представлял себе людей, рассеянных по зданию – они замирали, а их души могли покинуть бренные тела в любую секунду. Большинство из них были яркими, но неприкосновенными. Август зажмурился. Теперь Осингер находился рядом с ним, но Августу не хотелось прекращать играть. Он хотел завершить песню – ему никогда не выпадало шанса ее закончить! – однако позволил мелодии оборваться. Ничего не поделаешь!

Когда Август открыл глаза, Альберт Осингер смотрел на скрипку. Его тень даже не шелохнулась. Его душа просвечивала сквозь кожу красными всполохами.

Август положил скрипку и смычок на кресло. Осингер уставился на Августа широко распахнутыми глазами.

– Когда это случилось впервые, я был на мели под кайфом, – внезапно признался он. – Я никогда прежде не держал оружия в руках. – Слова лились потоком, и Август не перебивал Осингера. – Я нуждался в деньгах. Я и не помню, как застрелил их. А второй раз… – Мужчина мрачно усмехнулся. – Да, я знал, что делал, судя по количеству пуль. Я нажимал на спусковой крючок, но дрожал, как ребенок. – Улыбка сделалась шире. В тусклом свете она выглядела тошнотворно. – Третий раз… мне понравилось. У нас же говорят: постепенно становится легче. Жить не становится, а вот убивать – да… И тогда меня понесло. Я не собирался останавливаться…

Осингер замолчал. Замер в ожидании.

Лео, возможно, толкнул бы речь, но Август не любил проповедовать. Он сократил расстояние между ними, обошел груду книг и прижал руку к ключице Осингера – там, где полурасстегнутая рубашка расходилась, давая дорогу потрепанной плоти. Когда пальцы Августа встретились с натянутой кожей, красный свет хлынул наружу. Осингер разинул рот. Август втянул воздух ноздрями, ловя дыхание мужчины. Энергия хлынула в него, охлаждая плоть и питая изголодавшиеся вены. То была кровь и кислород, вода и жизнь. Август пил и чувствовал облегчение.

Мир. Безмятежность.

Великолепное окутывающее его ощущение спокойствия и гармонии. Равновесия.

А затем свет померк.

Рука Августа упала, а труп Альберта Осингера рухнул на пол. Оболочка. Пустая скорлупа, в которой не было ни света, ни тени. И черные дыры вместо глаз.

Август стоял неподвижно, пока энергия жертвы утрамбовывалась в нем. Она не переполняла возбуждением, не придавала сил. Пожалуй, она позволяла Августу почувствовать себя… реальным.

Неужели это и означает быть человеком?

Август посмотрел на труп мужчины, и тихая печаль пробрала его, будто озноб. Все нормальное почему-то показалось ему далеким и чуждым…

«Какая жестокая шутка мироздания», – подумал Август. Почему он ощущает себя человеком лишь после того, как совершит нечто омерзительное? А может, краткий промельк человеческой природы является иллюзией, эхом той жизни, которую он только что отобрал? Эмоциями самозванца?

В его сознании зазвучал твердый голос Лео: «В тебе бушует огонь, братец. Научись использовать свое пламя, а не пытаться затушить его».

А Ильза бы, наверное, добавила: «Найди в этом что-нибудь хорошее».

Август глубоко вздохнул и спрятал скрипку в футляр. Может, он и не человек, но он жив. Голод исчез. Лихорадка прекратилась, кожа стала прохладной, а голова – ясной. Он купил себе еще пару дней – и несколько меток.

Он свершил правосудие и сделал мир чуть-чуть лучше, или, по крайней мере, не дал ему сделаться хуже. Таково его предназначение. И его цель.

А труп кто-нибудь уберет.

Август уже собрался было уйти, но вдруг до него донесся слабый шорох в углу комнаты.

Коробка повалилась набок, консервная банка покатилась по полу. Август оглянулся – ничего. А затем он заметил два зеленых глаза, сверкнувших около старого кресла.

Это был кот. Совершенно черный, не считая белой звездочки на лбу.

Животное грациозно прошествовало по комнате и остановилось в нескольких футах от незваного гостя.

Август уставился на кота, а тот – на Августа.

– Извини, – произнес Август, покосившись на труп.

Кот мельком посмотрел на мертвого хозяина.

Августу доводилось видеть, как звери кидались на монстров – обычно такие схватки плохо заканчивались для животных, – но этот кот даже не шипел и не бросался на него. Он обогнул труп и потерся о ногу Августа. Юноша поправил ремень от футляра на плече и осторожно присел, чтобы погладить кота. К его изумлению, тот замурлыкал. Август недоумевал. Он встал и открыл окно у запасного выхода.

– Ступай, – сказал он вслух, но кот не пошевелился.

Он был явно не дурак. Уличных животных в городе осталось совсем немного. Об этом позаботились корсаи.

Август неохотно вернулся к двери. На сей раз кот последовал за ним.

– Прощай, – прошептал Август.

Он выскользнул на лестничную клетку и закрыл за собой дверь прежде, чем кот успел выскочить. Юноша двинулся прочь, но услышал жалобное мяуканье. Кот царапал обивку, пытаясь выбраться наружу. Август подождал, надеясь, что звуки прекратятся, но кот истошно мяукал. В конце концов Август не выдержал и решил вернуться.

Харрис стоял, прислонившись к мигающему уличному фонарю.

– Большие и малые монстры придут, – напевал он вполголоса.

Увидев приближающегося Августа, он резко умолк.

– Эй!

– Эгей! – отозвался Август.

– А что за кот? – спросил Харрис.

Август сунул его за пазуху еще в подъезде. Голова с зелеными глазами торчала снаружи.

– Я не мог его бросить, – сказал Август. – После того, как… – Он замешкался и оборвал себя на полуслове.

Харрис пожал плечами.

– Ладно. Но вообще-то я совсем другое имел в виду, когда предлагал тебе расширить параметры.

Август устало хохотнул.

– Домой?

Август кивнул.

– Да, – подтвердил он и посмотрел в небо – ему хотелось увидеть звезды.

Послышался топот ботинок Филлипса.

– Порядок?

– Дело сделано, – усмехнулся Харрис.

– Отлично, – произнес Филлипс. – По комму только что сообщили про обострение у Линии.

– Нам надо помочь? – подобравшись, спросил Август.

– Нет, – ответил Филлипс, скользнув взглядом по коту, сидящему у Августа за пазухой. Спрашивать он ничего не стал. – Мы должны доставить тебя обратно.