Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Август считал, что они – своего рода вселенская бригада уборщиков, созданная для того, чтобы быстро разбираться с монстрами.

Значит, сейчас пробил час Альберта Осингера. Отступника уже заклеймили.

Филлипс и Харрис перестали болтать, Август сложил листок и притормозил. Филлипс и Харрис стояли на углу какой-то улочки. Фонари либо совсем не горели, либо тускло помигивали. Юноши достали ВУФ. Лучи скользили по тротуару. Парни выжидающе посмотрели на Августа.

– Чего?…

Филлипс промолчал. Харрис ткнул пальцем в ближайшее здание:

– Мы пришли.

Многоквартирный дом выглядел обветшалым: пять этажей потрескавшегося кирпича с остатками унылой краски. Осколки разбитых стекол усеивали тротуар, а проемы окон оказались заколочены – непременно с использованием железных гвоздей.

В такие трущобы люди забивались, чтобы переждать бурю.

Правда, неизвестно, сколько народу сейчас находилось в убежище.

– Может, нам тебя проводить? – как всегда, предложил Харрис.

Конечно, Август понимал, что они предпочли бы держаться подальше. Музыка не могла причинить им вреда, но она требовала платы.

Август покачал головой.

– Следите за входом. – Он повернулся к Филлипсу и добавил: – И за пожарной лестницей.

Парни кивнули, а Август поднялся по ступеням на крыльцо. На двери красовалась буква «Х». Август хмыкнул – сделана из дешевого металлического сплава, ничего особенного! Даже стопроцентный металл не мог бы его остановить!

Август выудил из кармана куртки пропуск. Инструмент ФТФ, базовый код. Август приложил карточку, раздался щелчок замка. Но когда Август повернул ручку, дверь едва шелохнулась. Август надавил на створку плечом и почувствовал, как нижний край проскрежетал по полу – и наконец дверь подалась.

Август шагнул внутрь и очутился в подъезде, заваленном ящиками и коробками. Вероятно, хлам служил оборонительным целям и не должен был пропускать сюда ночных тварей. Свет УВУ отразился от потолка, заливая лестницу мрачноватым свечением. В углу помигивала красная точка. Камеры безопасности в Южном городе были объединены в единую замкнутую сеть, однако, поднимаясь на третий этаж, Август привычно нахлобучил форменную кепку поглубже на лоб. Футляр со скрипкой висел у него за плечом.

«Сунаи, сунаи – так сладко поет, глаза будто уголь, а сердце, как лед. Споет он и душу твою украдет», – вспомнилось ему.

Август насторожился: он уже услышал голоса. Стены не являлись преградой. Тихое бормотание сменялось громкими возгласами. Обыденную речь тех, кто отсиживался внутри, перебивал искаженный речитатив телекомментаторов.

Добравшись до квартиры 3Б, Август приложил ухо к двери. Чем голоднее он был, тем сильнее обострялись его чувства. Август затаил дыхание. Вот оно – негромкое бормотание телевизора, поскрипывание пола, бульканье еды на плите, вдохи и выдохи человеческого тела. Осингер находился дома в полном одиночестве.

Август отодвинулся. В двери не было замочной скважины: надо быть аккуратным.

Он сконцентрировался, выпрямился и постучал.

В квартире сразу стало тихо. Шаги застыли. Телевизор умолк. А потом засов скользнул в сторону, дверь отворилась, и наружу выглянул исхудавший мужчина в полурасстегнутой рубашке. За спиной его свернулась тень.

Комната представляла собой лабиринт из стопок бумаг, книг, картонных коробок, пакетов с мятой одеждой и просроченной едой.

– Мистер Осингер, – вымолвил Август. – Можно войти?

Альберт Осингер встретился глазами с Августом и побледнел.

Они почему-то всегда все понимают. Мужчина захлопнул дверь перед носом Августа. То есть попытался. Август перехватил створку рукой, а впавший в панику Осингер развернулся и бросился в глубь комнаты. Он забрался на кровать, уронил мешок с консервами и задрожал.

Как будто ему было куда бежать.

Август вздохнул, переступил порог квартиры 3Б и закрыл за собой дверь.

Двери лифта разъехались, и маска богатства спала. Пускай наверху Харкер-Холл был отделан мрамором и золотом, но тут, внизу, в подвале, не было ни полированных полов, ни сверкающих люстр, ни успокаивающей музыки Баха. Яблоко с глянцевой кожурой прогнило в сердцевине.

Подвал Оллсвей-Билдинг разместился в так называемом «пространстве событий». Десять лет назад взорвавшаяся бомба унесла с собой жизни семнадцати человек, но оставила стальной и бетонный костяк нетронутыми – и именно здесь, где эхо ужаса до сих пор таилось в стенах и буквально отпружинивало от пола, Келлум Харкер держал в подвале свой монструозный двор. Большинство его сограждан – а точнее, подданных – могли только догадываться о количестве экспонатов, собранных тут Харкером.

Оробевшая Кейт принялась озираться по сторонам. Свет настенных ламп был направлен в центр просторного помещения с возвышением в центре. В темных углах собрались десятки корсаи. Они шуршали, будто опавшие листья или как песок – сама смерть, хрипящая от удушья, сиплый хор шепотков.

Множество голосов сливались в один.

– Бей, ломай, разрушай, плоть, кровь, кости, бей, ломай…

То были порождения ночных кошмаров, результат страшных сказок, в которых говорится о чудовищах, затаившихся под кроватью и в чуланах. Теперь они обрели бытие, зубы и когти.

– Будьте осторожны, – повторяли родители своим детям. – Ведите себя хорошо, а не то придет корсаи.

Но истина заключается в том, что корсаи было на все наплевать. Они скользят в темноте и питаются страхом. Их туловища бледны, а их вытянутые силуэты можно спутать с человеческими, если увидеть их лишь краем глаза.

А потом уже поздно бежать.

Кейт, сосредоточившись, начала смотреть на ближайшего монстра. В конце концов ее зрение приспособилось к полумраку, и она сумела различить молочно-белые зрачки и острые зубы. Почти неубиваемые.

Корсаи мог уничтожить мощный поток солнечных лучей – но ведь сперва следовало найти саму тварь, а затем молниеносно действовать! А это было сложно: корсаи обладали просто феноменальной реакцией и изворотливостью.

У корсаи – коллективный разум: ты либо правишь ими всеми, либо не правишь никем, но Харкеру каким-то образом удалось подчинить их своей воле. Он заманил их в подземку и врубил свет, после чего история превратилась в легенду. Некоторые считали, что корсаи трепетали перед бесстрашием Харкера. Другие утверждали, что он зарядил брызгалки жидким металлом, и когда корсаи чуть-чуть оправились, они склонились перед ним.

Харкеровы малхаи стояли ближе к центру, скрестив костлявые руки поверх темных одеяний, и глаза горели углями на угрюмых лицах. Многие выглядели мужчинами, в некоторых смутно ощущалось нечто женское, но никто из них и близко не походил на человека. Они излучали холод, вытягивали из воздуха все тепло до последней капли, – Кейт содрогнулась, вспомнив ледяную хватку Слоана, – и у всех до единого была одна и та же метка: буква «Х» на левой скуле. Неподалеку какой-то корсаи подскочил к одному из малхаи, и тот оскалился и зашипел.