Пол Андерсон - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

— Поможет ли это Земле? Конечно, я…

Вайерман-старший умолк на полуслове, оборвав себя. Любой ответ будет сейчас неуместен. Важно другое — кто из них лидер? Хотя по всему выходило, что этот вопрос тут уже не стоит, — каждый из них уже попытался запустить процесс на свой лад, установив тем самым соответственное распределение власти, дабы управление Землей уже происходило бы без внезапной смены жокеев.

Значит, все решено?

— Майкл, ты что же, решил занять пост президента вместо меня? Ты отстранил меня от власти?

— Все не так просто, отец, — ответил Майкл Вайерман.

— Текущая ситуация на Земле совершенно неясная, — словно по приказу подал голос Ладислас Данко. — Во-первых, нужно внести ясность в международный статус договоров между ОЦС и Хамилем — по части того, какие устанавливаются там условия управления Землей Хамилем. Кроме сепаратных договоров с Центавром, имеются вопросы относительно деятельности Хамиля против Правительства Свободной Земли в Изгнании в свете того, что де факто он все-таки обладал некими полномочиями. Допуская теоретически, что Хамиль являлся главой правительства Земли, встает вопрос о возможности наследования Майклом этого поста в качестве официального преемника, осудившего и казнившего бывшего главу, но действовавшего в тот момент и впоследствии, при восстановлении порядка и справедливости на Земле, от имени Правительства в Изгнании — иными словам, используя ваш авторитет, что, по сути дела, может быть признано нормальной узурпацией власти и контрреволюционным переворотом, оправданными форс-мажорными обстоятельствами. Исходя из этого…

Ральф Вайерман перестал слушать. К собственному удивлению, он не чувствовал ни обиды, ни разочарования. Ни раньше, ни сейчас он ни на секунду не забывал о том, что его положение так же шатко, как стоящий на острие нож, и что принадлежащий ему мир может уплыть из его рук при первом же порыве свежего ветра над горами и океанами. Вышло так, что человеком, забравшим у него власть, оказался Майкл — Майкл, которого он никогда не понимал, чьи движущие мотивы оставались для него загадкой, в чьи дебри сознания он никогда не удосуживался заглянуть — хотя бы для того, чтобы узнать, насколько далеко там распространяется его собственная власть как отца, — сын рос стеснительным и неуверенным в себе, а ему и дела было мало.

Я привык думать только о том, что делаю сам, сказал себе Ральф. Я привык строить планы и претворять их в жизнь, и так продолжалось большую часть времени. Разве я забыл — как давно это было? — что уже на борту корабля-беглеца не хотел оставаться таким? Но у каждого случаются в жизни кризисы. Каждый теряет веру в себя и свои планы. Обычно это продолжается недолго. Потом я снова начал продвигаться раз намеченным курсом. Кто скажет, что заставило меня передумать?

И разве я передумал? Если я не могу ничего сейчас вспомнить об этом, то, может быть, этого и не случалось вовсе, может быть, я просто убедил себя в том, что это произошло? Кто сказал, что я обычно думаю то же, что делаю? Кто сказал, что мир устроен именно так, как мне кажется? Все, что у меня осталось, — это моя память, только на нее я могу опереться. Но память — великая изменница, и моя память здесь не исключение — может быть, мне все только кажется? Мог мой разум отредактировать прошлое, покрыть мхом все зубцы фактов так, чтобы они сделались зелеными и веселыми, гораздо более приятными на вид, чем были в исходном состоянии?

О господи! — вскричал про себя Ральф Вайерман, я узник своего разума, а мой разум вполне человеческий — всего-навсего человеческий, все так же пытающийся придать событиям вид более приятный, с которым я мог бы продолжать свое существование, старающийся так все организовать, чтобы последняя моя мысль под этим небом была радостной, а не печальной, — ох, ну почему именно это стало для меня предметом высшей необходимости! Почему я не понимал этого, когда был моложе! Но сейчас уже чересчур поздно — столько всего уже осталось позади. Изменить теперь ничего нельзя, все безвозвратно кануло в вечность. Или, может быть, я уже сделал это, изменил и исказил истину, и теперь в том безвременном и бездумном мире, куда я уйду, ставшим лживым и пустым, мне не будет покоя?

— Мистер Вайерман, — обратился капитан Лэмбли к Майклу. Не к Ральфу. — Нам нужно кое-что обсудить. Мои корабли не могут оставаться здесь долго. Пришельцы отброшены за пределы Солнечной системы, но чтобы сокрушить их в этом районе галактики окончательно, нам нужно снять блокаду и нанести удар с фланга.

Майкл поднял на Лэмбли спокойный взгляд.

— Уверен, что вы знаете, о чем говорите, капитан, — ответил он. — Но рассуждая о расстояниях в сотни световых лет и сражениях космических флотов, вам не стоит забывать, что победой над пришельцами, по крайней мере, в нашей планетной системе, вы обязаны моему отцу. Он только что узнал, что его часть работы выполнена. Знаете, если человек несет свой крест несколько десятков лет подряд, а потом, когда наконец удается снять ношу с плеч, ему даже не дают передохнуть, это вряд ли кому понравится. Ваш флот должен продолжить блокаду, а сейчас давайте пройдем в мою штабную палатку и там продолжим обсуждение политических аспектов.

Сын мягко положил руку на плечо отца и проговорил:

— Пойдем, нужно идти.

Сидя вместе со всеми за грубо сколоченным деревянным столом в палатке Майкла и перебарывая дремоту, Ральф Вайерман прислушивался к тому, как его сын расправляется с капитаном Лэмбли и вершит дела с ОЦС.

— Но послушайте, — говорил Лэмбли голосом раздраженным и не слишком уверенным, — мы ведь очень много для вас сделали: установили блокаду Земли, снабдили оружием, доставили членов старого Правительства в Изгнании, признали ваш статус. И теперь получается, что вы ничего не желаете отдавать взамен. Никаких торговых концессий и льгот, никаких выплат по репарациям — ничего, господи, совсем ничего!

— Да, это так, — ответил Майкл. — Мы благодарны вам за помощь. Но без нас вы не смогли бы одолеть пришельцев. Война была бы вами проиграна!

— Война была бы нами проиграна? Но ведь это не только наша война, это и ваша война тоже!

— Что означает, что мы союзники. Но разве можно требовать выплат от своих союзников и экономических льгот на их территории? Разве этично так поступать? Свои обязательства перед вами мы выполнили с честью — что еще вы хотите получить? Вы только что сами сказали, капитан: это и ваша война тоже. Победа уже принесла вам немалую выгоду. Ровно столько выгоды, сколько может извлечь из войны любое правительство.

— Вайерман, не забывайте о том, что в любой момент мы можем снять блокаду и пришельцы вернутся и не оставят от Земли камня на камне, — вот такой будет ваша выгода! Вы еще позовете нас обратно!