Виктор Глебов - Алеф [СИ]

Ах, да, ещё письмо. Его необходимо уничтожить. Я стираю все копии, не откладывая дело в долгий ящик.

Отрицать факт встречи со Шпигелем опасно: это может вызвать подозрения, и, прежде всего, у Марны. Следовательно, мы с ним виделись. Но зачем? Придётся сочинить две версии: одну для полиции, другую для Марны.

Первая такова: встреча была деловая, мы обсуждали вопрос расширения деятельности немецкого филиала, Шпигель хотел строить завод в Австрии, я согласился, что стоит прощупать почву, и послал его с этим поручением в Вену. С тех пор я его не видел.

Сложность в том, чтобы сымитировать отъезд Шпигеля.

Теперь версия для его дочери. Нужно написать Марне письмо, сообщающее, что её отец добился, чего хотел (в курсе она шантажа или нет — такое послание подойдёт в любом случае), и теперь отправился в Австрию, чтобы проверить, нельзя ли построить завод и там. Таким образом, обе версии не будут противоречить друг другу.

Не теряя времени, пишу письмо в Германию. В адресной строке вывожу «Марне Шпигель» и нажатием клавиши отправляю его в Берлин 2.0.

Теперь нужно сделать вид, что Шпигель действительно уехал. Минут десять размышляю, а затем выхожу на улицу и набираю номер авиационной кассы с общественного терминала на углу. Услышав в ответ «Да, я вас слушаю», заказываю билет до Вены на завтрашний рейс от имени Августа Шпигеля. Оплату произвожу с банковского счёта немецкого филиала фирмы: это не должно вызвать подозрений, ведь он — управляющий, а поездка деловая. Всё очень просто и логично.

Остаётся лишь убрать останки из ванной. Возвращаюсь в офис и с помощью стеклянной трубки переливаю содержимое ванны в канистры. Приходится использовать ещё одну, запасную: растворившийся Шпигель занимает всё же довольно много места.

Я сношу канистры вниз, кладу в багажник, сажусь за руль и еду за город. По дороге останавливаюсь возле супермаркета и покупаю садовую лопату. Немного покружив, нахожу тихий лесок, в котором и закапываю канистры. Таким образом, незадачливый немец обзаводится аж четырьмя компактными и очень надёжными гробами (говорят, металлопластик практически не разлагается; во всяком случае, кислоту выдерживает, так что, надеюсь, Шпигель обретёт покой). Конечно, можно было спустить останки из ванны прямо в канализацию, но соседи снизу утром непременно учуяли бы запах кислоты и подняли бучу, а мне это совершенно ни к чему.

Что ж, кажется, всё.

Единственное, что меня огорчает — безнадёжно испорченная ванна. Её придётся заменить. Скажу Миле, что разбил ёмкость с кислотой, когда возился с каким-нибудь экземпляром, и попрошу заказать новую. Возможно, на этот раз — из мрамора.

Чувствую лёгкую усталость — как после хорошо выполненной работы. Нужно ехать домой и хорошенько выспаться: завтра утром я собираюсь навестить Еву.

В больнице меня заверяют, что опасности нет, но Еву из реанимации до сих пор не перевели, так что повидать я её не могу.

— Она в сознании? — спрашиваю я врача, стоящего с постной физиономией в полумраке коридора: по какой-то неведомой причине часть ламп на потолке не горит, а одна даже неритмично мигает.

— Нет, — отвечает эскулап, рассеянно глядя мне за спину. — Травма очень серьёзная, нужно время. Не знаю, сколько.

— Когда вы переведёте Еву в стационар? Я хочу её видеть.

— Как только появится уверенность в том, что кризис миновал. Спешить в таких обстоятельствах нельзя.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Врач непробиваем: с ним уверенность в собственных знаниях, больничные правила, привычка увещевать родственников пациентов.

— Почему перевод постоянно откладывается?

— Здоровье — вещь не то, что непредсказуемая… прогнозировать можно. Однако гарантировать сложно.

— Я просто хочу убедиться, что дочка скоро вернётся ко мне.

Врач равнодушно кивает. По его лицу видно, что он ждёт, когда я перестану задавать вопросы, и он сможет уйти. Наверное, его ждут другие пациенты, или он намеревается выпить в ординаторской чаю.

— Спасибо, док, — говорю я, отворачиваясь.

— Не за что.

Слышу удаляющиеся шаги.

Ненавижу больницы. Вероятно, как и большинство людей. Это записано в подсознании, с раннего детства. Я читал, что, если вам снится больница, значит, вы боитесь того, что видите.

Ловлю себя на мысли, что боюсь за Еву. Кажется, я слишком увлёкся жизнью в виртуальности и на время потерял чувство грани между нею и действительностью. А может, дело в том, что у меня нет настоящих детей.

«Твоя жизнь скудна, игемон».

Вернувшись из госпиталя, я выхожу из виртуальности. Сегодня у меня много работы в реальном мире.

Прежде всего, необходимо связаться со Стробовым. Набираю номер полковника, и через пять секунд слышу в трубке его резкий и слегка раздражённый голос:

— Да? Алло.

— Это Орфей.

— А-а… Ну, что там с «Алефом»? Как успехи? Время поджимает, знаете ли.

— С вирусом всё в порядке, будет готов в срок.

— Если получится раньше, мы не будем в претензии.

— Что за спешка?

— Вы и сами отлично знаете. Голем давно находится в Сети, его возможности огромны, и мог поработить не один искусственный разум. Что, если его подельники доберутся до интеллекта, отвечающего за пуск ядерных ракет или за контроль над спутниками? А это может произойти в любой момент.

— Скажите, полковник, а для чего нам ядерные ракеты?

— Что?

— Ну, зачем они нужны? В наше время понятие государства очень относительно, в основном оно сводится к традиционному наименованию территорий. Внешняя политика практически не ведётся, все заняты выживанием — борьбой с Природой. Человечество объединилось перед лицом общего врага…

— Что вы несёте? — резко перебивает меня Стробов. — Ракеты нужны не для того, чтобы наносить удары по мегаполисам, а чтобы сдерживать натиск Природы.

— Но мы ни разу не…

— Потому что целиком этого монстра не выжжешь, а если бить около городов, последствия могут оказаться весьма плачевными. Орфей, этот разговор неуместен. Вы должны сосредоточиться на создании «Алефа». Мы рассчитываем на вас.

Ага, и ещё на десяток хакеров!

— Работаю с предельной скоростью, — смиренно отвечаю я. — Есть объективные причины, по которым вирус нельзя сделать быстрее.

— Это понятно. Просто не забывайте, что сроки поджимают.

— Специально процесс затягивать не стану, — обещаю я. — Кстати, как Голем это делает?

— Что именно?

— Захватывает искусственные разумы. Мне это может пригодиться в работе.

Стробов выдерживает короткую паузу: то ли сомневается, стоит ли отвечать, то ли собирается с мыслями.

— Мы предполагаем, что просто взламывает, как компьютеры. Как бы ни был развит кремнийорганический мозг, он работает по программе, только очень сложной и разнообразной.