Юрий Завражный - Тот самый остров

Последние сомнения давно уже отпали: поздравим себя, ибо вот они, самые настоящие пираты, флибустьеры, гроза морей, которые предпочитают закон пули, клинка и золота. Свободные в своём узурпированном праве творить, что захочется, они не остановятся ни перед чем. Устраивать перестрелку с шайкой вооружённых головорезов, к тому же наверняка профессионалов — не самое лучшее времяпровождение, даже в райском уголке вроде этого тропического острова, и претендовать на победу не приходилось, а потому мы стремглав выскочили на дорожку и быстрым шагом направились к ручью, держа револьверы наготове. Уж как хотелось посмотреть, чем кончается эта дорога у Подзорной Трубы (если она там кончается), но приходилось считаться со страстным желанием ещё немного пожить на этом свете. Мэг несла винтовку, повесив её поперёк груди, а «килидж» я приторочил вертикально к рюкзаку. Кстати, Мэг, вообще весьма неравнодушная ко всему, что рубит и режет, лишь мельком бросила взгляд на саблю и ничего не сказала — значит, и впрямь была очень взволнована. Ну и ладно, подумал я, потом будет время — успокоится и непременно оценит.

Герхард показал карту, которую ему дал капитан. Карта секретная, экземпляр номер два, довольно потёртая. Оказалось, на острове три больших холма, которые называются точно так же, как три мачты парусного корабля. Островок в южной бухте — это остров Скелетов. Или Скелета? Не помню. В северной части острова вроде бы ничего особенного нет, там вокруг холма ровная местность, покрытая лесом, и ещё один небольшой холмик. Решил, что всё равно улучу момент и посмотрю. Когда? Да хотя бы во время очередной пьянки. Эсэсовцы налакаются, будут плясать и петь, а мы с Герхардом и Вернером потихоньку сходим и вернёмся до темноты. Если там окажется вооружённая охрана, то, конечно, не полезем.

Футбол закончился вничью — 26 : 26. Измождённые игроки полезли в бухту купаться. Через сорок минут обед.

Как и ожидалось, появился штурмбаннфюрер фон Дитц и потребовал у капитана предоставить ему связь. Змей пожал плечами и отправил коменданта ко мне. Я перекуривал на мостике лодки. На вопросительный взгляд часового Змей кивнул, и фон Дитц взошёл на борт. Своим обычным высокомерным (не сказать – хамским) тоном, от которого я уже сильно отвык на нашей подводной лодке, он приказал мне организовать сеанс связи и отправить в эфир радиограмму, зашифрованную им лично. Глянув в листок, я забеспокоился: радиограмма состояла аж из пяти колонок по восемь групп букв в каждой, не считая адресной группы и подписного номера. Мне очень хотелось, чтобы рядом оказался капитан, но его не было, а фон Дитц торопил: «Работайте, унтер-офицер!».

Нужный корреспондент не ответил, хотя я и перепробовал все три частоты, названные мне комендантом. Он устал раньше меня, сказал с ненавистью: «Как вы только сидите в этой консервной банке!» и пошёл, как он думал, наверх. Я не стал его удерживать, когда он отправился к носовым торпедным аппаратам вместо того, чтобы пройти пять шагов назад через люк до вертикального трапа. Заблудиться, впервые оказавшись на подводной лодке — раз плюнуть. Через минуту он вернулся и ошеломлённо спросил, как отсюда выйти. Я показал, и фон Дитц покинул лодку, высыпав на прощание увесистый пакет ругательств. После него внутри остался сильный запах перегара.

После обеда я выкупался и решил поспать на песке, но кто-то присел рядом, и я открыл глаза. Это был капитан. Остальной экипаж разбрёлся кто куда, а несколько матросов сидели неподалеку и обсуждали чудесный «шатёр Фрейи» — он уже не был секретом (если не вдаваться в то, как он работает). Мы беседовали с капитаном; попутно он рассказал о конфузе, который произошёл с Отто Кречмером — как-то раз, ещё до войны с Советами, он по ошибке двумя торпедами атаковал торчащую из моря скалу. Потом разобрался, посмеялся — а уж Кречмер знал толк в юморе — и послал Льву: «Торпедировал скалу, не тонет». Кто-то (то ли шифровальщики-радисты, то ли штабные писаки) решили, что произошла ошибка при приёме радиограммы, ведь не мог же он действительно воевать против скал. Покумекали, да и написали не «Felsen», а «Nelson» — у англичан есть такой линкор, названный в честь великого адмирала. Папаша Дёниц обрадовался и уже было собрался дуть в трубы, да вовремя разобрались и приумолкли, причём в кулуарах гросс-адмирал с досадой сказал: «А назавтра он мне что, Монблан торпедирует?» Конечно же, про это нигде не сообщалось.

Насладившись моим смехом, Змей сказал:

— Комендант сообщил мне, что сеанс связи не состоялся.

— Так точно, герр капитан, — ответил я. — Осмелюсь доложить, у него в радиограмме было больше сорока групп.

— Ого! Ну, сейчас снова припрётся, вот увидите. Сказал, что у него есть другая мысль.

И точно, фон Дитц появился через полчаса. Я разлёгся в кустах и писал дневник на свежем воздухе, видя перед собой берег бухты сквозь листву, как вдруг передо мной появились фигуры нашего капитана и коменданта базы. Поминутно останавливаясь, они шли по песку вдоль берега в сторону старого разбитого корабля. На удивление, комендант был не в гетрах, а в плетёных сандалиях на босу ногу, но, как обычно, при всех своих крестах. Он энергично жестикулировал и говорил тоном, не терпящим возражений:

— …и вы должны, вы просто обязаны доставить меня в Бразилию! Слышите? В Ресифи! Немедленно! Я вам приказываю!

— По какому это праву? — поинтересовался Змей.

— По праву старшего на этой базе!

— Это несерьёзный разговор, Дитц…

— Фон Дитц!

— Хорошо. Фон Дитц. Так вот: я не думаю, что вы берётесь отменять или изменять приказание гросс-адмирала Карла Дёница. Знаете такого?

— Слыхал, чёрт подери! И каково же это приказание? Говорите немедленно!

Змей невозмутимо ответил:

— Прошу меня извинить, не знал, что вы из гестапо. Это ведь допрос, да?

Фон Дитц взорвался:

— Я доложу рейхсфюреру!!! А ваши матросы поют английские песни!

Это он про «Типперэри»?

— Лучше уж напрямую фюреру, — ухмыльнулся Змей. — Чего уж там. Кстати, очень интересно узнать, как вы это собираетесь сделать.

— Неважно! Не сейчас! — комендант вдруг неожиданно сменил тон на просительный. — Корветтен-капитан, всё-таки, почему мы не сможем отправиться в Бразилию?

— Ну, во-первых, хотя бы потому, что мы с лета сорок второго года находимся с Бразилией в состоянии войны. Вы в курсе вообще? И вы хотите, чтобы я вот так запросто взял и ошвартовался в Ресифи, да ещё попросил у тамошних шипшандлеров пресной водички, кофе и дрянного бразильского вина. Я вас правильно понял?

— Не надо передёргивать, — поморщился комендант. — У нас в Бразилии много друзей, меня можно высадить прямо на пустынном берегу.