Юрий Завражный - Тот самый остров

— А что дальше, герр капитан?

— А ничего. «Шатёр» запущен день в день. Через пять суток после запуска сюда прибудет летающая лодка. Но ведь о запуске нужно доложить. А это мы можем сделать, только находясь снаружи «шатра». Поэтому завтра выходим в море и отправляем радиограмму — ту самую, про квадрат AL 7183. Заодно убедимся, что «шатёр» по-прежнему работает. Или не работает. Что будет дальше — пока секрет.

Вот как? А «шатёр»? Он же не даст...

— Разрешите вопрос, герр капитан? Но как же самолёт найдёт остров, если он не виден снаружи? — спросил я.

— Ну… — Змей сделал рукой неопределённый жест. — Во-первых, у этого лётчика есть точные координаты, — он выделил слово «этого». — Он знает, как попасть прямо в «шатёр». А во-вторых, об этом должен был позаботиться не я, и не вы, а координатор проекта.

— А кто координатор проекта? — поинтересовался Герхард.

— Не скрою, — ответил Змей. — Скажу. Вы спрашиваете — кто? Ответ: кто надо.

Мы опять засмеялись, в том числе и всегда невозмутимый Фогель.

— Нужно вечером обеспечить присутствие всего экипажа на борту, чтоб никто не заночевал где-нибудь на острове, — сказал капитан. — Выйдем, дадим радиограмму, примем ответ. Потом вернёмся к доктору и дальше действуем по указаниям. А скорее — по обстоятельствам.

— А сокровища? — напомнил Финтцш.

Капитан только рассмеялся.

— Успокойтесь, Герхард. Какие сокровища? Вы мало видали в жизни горьких пьяниц? Это же бред конченого алкоголика. Спросите у Ганса, вон он идёт.

— А что я у него спрошу? Мол, так и так, унтерштурмфюрер, позвольте поинтересоваться, вот ваш комендант хочет уплыть с острова и расплатиться за это сокровищами, скажите, пожалуйста, врёт он или нет? Так, что ли?

Мы все захохотали.

— С сокровищами разберёмся после, господа серые волки. Равно как и с нашей дальнейшей судьбой. Мы до сих пор не знаем, что творится с миром и с Германией — что же мы можем определённого сказать о себе?

При этих словах все сразу сделались серьёзными.

Про себя я решил, что именно сегодня наведаюсь в северную часть острова. Вдруг завтра мы уйдём и больше не вернёмся? Мне очень хочется прикоснуться к кусочку тайны.

Ганс пришёл с очередной дурацкой идеей: соревнования по стрельбе в зачёт всё той же спартакиады между «вашими» и «нашими».

— ...или по плаванию, если вы боитесь проиграть и думаете, что это нечестно. Наши парни и впрямь здорово стреляют — они будут охранять пловцов от акул!

Капитан сказал ему, что экипажу необходимо готовиться к выходу в море, и Ганс ушёл, разочарованный. По пути он дважды выстрелил из парабеллума в какую-то пичужку на ветке, но промазал. И вообще — какие соревнования, по какой, к чёрту, стрельбе, когда у них у всех руки от пьянства трясутся?

Герхард увёл меня к старому разбитому кораблю, который почти наполовину засосало в песок. Мы остановились у растрескавшихся и позеленевших шканцев, над нами громоздилась густая листва деревьев со свисающими лианами. Птицы орали, не переставая, тёплый ветерок гнал по зеркалу воды лёгкую рябь. Обернувшись по сторонам и как бы убедившись, что нас никто не слышит, Герхард спросил:

— Гейнц, ты веришь нашему капитану?

При этом он прищурился — ну почти совсем как Змей.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился я.

— А то, что он, несомненно, ведёт двойную игру. Не понимаешь?

Он словно ковырнул мои сокровенные мысли, которым не нашлось места даже в дневнике.

— Помнишь, мы гадали о заговоре против фюрера? Так вот: Змей выполняет здесь задание фюрера, но, несомненно, и что-то ещё. То ли он действует сам, то ли за ним ещё кто-то стоит — неважно. Главное, что он думает о новой Германии.

— А что ты понимаешь под новой Германией? — спросил я. — Нового фюрера и Четвёртый вечный рейх? Он с тобой уже говорил?

— Да, — ответил Герхард. — Говорил. Я пойду с ним.

— Против кого? Против фюрера?

— Не «против кого», а «за кого», — терпеливо объяснил Герхард. — В новой Германии я, как и фон Рёйдлих, вижу, прежде всего, германский народ.

— А фюрер? — я хитро прищурился.

—Знаешь, Гейнц, я нашёл для себя хорошее оправдание. Сказать? (Я кивнул). Так вот: я присягал не фюреру, а германскому народу и Германии. Да, в лице фюрера, но ведь так принято — присягать тому, кто в данный момент возглавляет нацию, всё просто. Однако мой отец и моя мать мне куда ближе, чем мой фюрер, вот честно тебе скажу, ты уж прости. А Германия состоит из таких вот отцов и матерей, а также из их детей — из нас с тобой.

Понимаешь?

С минуту мы смотрели прямо друг другу в глаза. Молчание нарушил Герхард.

— С ним Фогель, как ты сам догадываешься. Теперь ещё и я. Мне хочется, чтоб ты тоже был на нашей стороне, где все офицеры экипажа. Тогда и штурман, и боцман…

— А инженер-механик? – перебил я.

Кажется, я понимаю, почему Змей так много разговаривал со мной. И Герхард завёл этот диалог не просто так…

— Не знаю, — чистосердечно признался Герхард. — Но уверен, что он тоже. Лейтенант Дривер вообще один из самых честных людей, каких я только видел. Просто он любит свою лодку, наверно, больше Германии, и уж конечно, больше фюрера.

Тут Финцш широко улыбнулся. От этого мне сразу стало легче на душе, хотя от всего сказанного Герхардом сильно попахивало крамолой и государственной изменой.

— И что дальше? — снова спросил я.

— Пока не знаю, Гейнц. Но скажи, ты веришь капитану? Ты веришь ему как моряку и как человеку?

Это был самый простой вопрос из всех заданных. Я даже не сразу сообразил, что именно с него Герхард и начал.

— Да, — ответил я. — Верю.

— Ну, вот и поговорили, — облегчённо произнес Герхард. — Такие, как Змей, как раз и есть элита Кригсмарине. И это не заговор, я тебе точно говорю. Это другое. Пошли на пирс. Мы хотели ещё прогуляться к северному берегу, не забыл?

Пишу поздно вечером. Никуда мы не пошли. Страшно болит голова, не пойму отчего. Лягу спать.

Секунд пять я рассматривал его лицо, обрамлённое чёрной кучерявой шевелюрой. В нём было одновременно что-то хищное, жуткое, дьявольское, и в то же время он был странно обаятелен. От него веяло первобытной силой. Я подумал, что такому ничего не стоит зарезать человека, но его слово может стоить куда больше, чем напыщенные фразы какого-нибудь рафинированного краснобая. Бывают на свете люди, в которых вот этот самый внутренний стержень виден очень хорошо. И я начал.

Начал с обычного французского паспорта, который вытащил из его кармана. Помню, я тогда ещё удивился: надо же, на заброшенном острове пират носит в кармане документы, аккуратно завёрнутые в полиэтилен…

Паспорт настоящий? Фальшивый, но все визы подлинные. На кого выписан? Руслан Дароев. Имя настоящее? Да. Болгарин? Югослав? Нет. Русский? И да, и нет; он нохчо. Что значит «нохчо»? Это Чечня, маленькая республика в России. Это где теперь война? Это где всегда война. Хм… Как попали сюда? Долгий рассказ... А вкратце так: в Чечне воевал за нохчи, против русской армии. Отряд был разбит, их осталось двое. Ушли через Грузию в Турцию; потом Иран, потом Саудовская Аравия. Долго скитались. Удачно перебирался в Венесуэлу. Был грузчиком, вышибалой, охранником в частной фирме… Потом в драке убил какого-то негодяя (это он так сказал), прятался. Эти люди сами нашли его. Им нужны такие.