Алекс Маршалл - Клинок из черной стали

Позади зашуршал тростник, и Лучшая выпрямилась, чтобы и без того слишком самонадеянный брат Рит не застал ее за молитвой. Затем насторожилась и потянулась к солнценожу. Судя по тяжести шагов, тот, кто направлялся к костру, был намного крупнее монаха и передвигался на четырех конечностях.

Как только ее пальцы коснулись рукоятки, раздалось глухое рычание, настолько близкое, что она едва не обернулась к зверю. Но все-таки сдержалась, хотя инстинкт вопил, что нужно атаковать первой. Лучшая вспомнила предупреждение Неми и не выдернула лезвие из темной земли, даже когда белая тень выросла за ее спиной… и пробежала мимо костра, а затем растянулась возле двери, совсем как обычная сторожевая собака.

Наконец-то вновь обретя способность дышать, Лучшая прикипела мутным от дыма и благоговейного страха взглядом к лежавшему перед ней рогатому волку. Она не видела таких зверей с того самого дня, когда, будучи двенадцатилетней девочкой, заслужила свое имя. Но, в отличие от тощего и изнуренного доходяги, которого она выследила и убила на зеленом склоне отдаленного фьорда, этот был крупным, с густой шерстью, ярко сверкающими глазами и пятью рогами длиной в локоть… И что бы ни пелось о рогатых волках в песнях – за исключением разве что самых возмутительных песен Мрачного, – этот казался почти ручным. И смотрел зверь на Лучшую с презрительным равнодушием, а вовсе с не хищным аппетитом. Именно его взгляд из темноты ощутила на себе Лучшая, и это о нем говорила Неми Горькие Вздохи, обещая свою защиту.

Лучшая не считала себя самой мудрой в клане, но такие знамения способен понять даже простой воин. Впервые со времен Века Чудес рогатый волк будет охотиться вместе с человеком, принявшим его имя.

Лучшая уже задремала, когда тяжело пыхтящий брат Рит наконец-то вышел к костру и отчаянно завопил, увидев задремавшего монстра. Она тут же вскочила, но толстый монах уже улепетывал со всех ног. И откуда только прыть взялась. Все же догнать и повалить его на землю оказалось проще, чем успокоить. Несмотря на уверения, что рогатый волк послан Падшей Матерью, чтобы показывать им дорогу, брат Рит бился в истерике и ни в какую не соглашался вернуться к костру… Зато намек, что по дороге ему может встретиться другой, менее миролюбивый зверь, сразу же возымел действие.

Догадываясь, какого страха натерпелся монах, пока возвращался к охраняемому чудищем костру, Лучшая решила дождаться утра и только тогда сообщить брату Риту, что путешествие в Диадему откладывается и сначала они должны спасти мир.

– Даже через сто лет! – Канг Хо поставил на стол чашечку с нетронутым калди, словно подозревал, что любимая дочь способна его отравить. Во всяком случае, некогда любимая. – Этот трюк с вызовом Королевы Демонов причинил больше вреда вам, чем таоанцам, и уверен, у тебя хватит ума не повторять его снова. Все кончено, Чи Хён, и чем раньше ты это признаешь, тем раньше мы отправимся домой.

– Ты хотел сказать: чем раньше она сдастся, тем раньше ты отправишься в Линкенштерн, в свой новый дом, – поправил его Феннек, сидевший рядом с Чи Хён. – Или я должен предположить, что ты уже уладил все неприятности с императрицей Рюки и Чи Хён должна приехать в Отеан лишь для того, чтобы сжечь благовония на могиле принца Бён Гу?

– Раз уж на то пошло, Феннек, я действительно послал подробный отчет ее благолепию, как только услышал о награде, но еще не получил ответа, – ответил Канг Хо, ничем не выдав своего недовольства переходом Феннека на сторону дочери.

Чи Хён даже подозревала, что они до сих пор в сговоре и все это лишь очередная уловка в долгосрочной, тщательно продуманной игре. Или, может быть, они настолько привыкли обманывать друг друга, что ее второй отец заранее просчитал такой результат.

– И хочу добавить, что письмо отправлено самым быстрым из доступных смертным способов, так что это… недоразумение будет разрешено в мгновение ока.

– Что же говорится в письме? – Чашка Чи Хён уже опустела, и девушка потянулась через стол, чтобы взять калди Канг Хо, пока угощение совсем не остыло. – «Я готов доставить мою дочь-убийцу на ваш суд, для этого мне нужно всего лишь еще раз обмануть ее, чтобы…»

– Несносная девчонка! – воскликнул Канг Хо, вскочив на ноги.

Его негодование произвело бы намного больше эффекта, если бы Чи Хён не видела тот же самый фокус уже дважды с начала беседы. Оба прекрасно понимали, что он не вернется к таоанцам, пока не добьется своего или не получит хорошего пинка под зад, который нельзя уже будет истолковать как-то иначе.

– Ты причиняешь мне боль, дитя мое. В своем письме я объяснил императрице, что тебя несправедливо обвиняют в убийстве принца. Ты ведь сама так сказала, а я по-прежнему уверен, что ты не станешь врать отцу. Но, похоже, взаимное доверие к нам еще не вернулось, и как раз это больше всего пугает меня, потому что без моего заступничества полковник Ждун уже давно начала бы вторую атаку и размазала твоих оборванцев по всей долине. Ты обязана мне жизнью, равно как и все твои друзья, но продолжаешь проявлять непочтительность!

– Канг Хо, когда я в самом деле решу проявить к тебе непочтительность, ты сразу поймешь разницу, – заявила Чи Хён, опуская чашку, из которой лениво потягивала калди, пока он говорил. – Ты пришел в мою палатку, чтобы сообщить, что предложенные мной условия оскорбительны для таоанцев и все такое прочее? Прекрасно. Ты утверждаешь, что произошло какое-то забавное недоразумение между полковником Ждун и ее офицерами, с одной стороны, и руководством церкви, с другой, в результате чего весь сраный имперский полк ринулся на нас, чтобы… э-э-э… «переместить лагерь поближе и тем самый облегчить переговоры»? Снова прекрасно, разве не так? И пытаясь скормить мне столь правдоподобное объяснение, ты не можешь удержаться и не добавить, что это по твоему указанию Ждун остановила атаку, а вовсе не потому, что мы «призвали этого дерьмового демона», – прекрасно, прекрасно, можно говорить все, что угодно, потому что сейчас я рада клюнуть на любую дурацкую наживку, которую ты мне бросишь, правильно? Я пытаюсь найти тебе оправдание, папочка, честное слово, пытаюсь. Но прошу, не оскорбляй меня всей этой чепухой о том, что якобы я обязана тебе жизнью, ведь мы оба знаем, что полковник Ждун не спешит снова напасть на нас только по одной причине: она понимает, что я могу снова призвать Королеву Демонов, если меня как следует разозлить, поэтому она предпочитает дождаться подкреплений или приказа из Диадемы, которому обязана будет подчиниться. Если бы она полагала, что может сама захватить меня в плен, то не послала бы тебя с просьбой сдаться добровольно, не так ли?