Елена Горелик - Бортовой

– Спасибо, па, но на мотоцикл я уже сам заработаю, – сын вернул мне иронию с процентами.

– Это сейчас круто? – поинтересовался я.

– Последний писк – электромоцык собственной сборки. Можно на антиграве, но они, блин, большие и тяжёлые получаются… Не, я слышал, что открыли антиграв-кристаллы, что скоро будут нормальные антигравы, а не эти гробы, но «скоро» – понятие растяжимое. Наверное, я к тому времени уже на машину заработаю.

– Ладно, сына, садись и погнали. Как раньше, помнишь?

– Помню…

«Как раньше» не получилось, и не только потому, что я без конца падал. Всё-таки станция – не Земля, и погонять, как когда-то, не выйдет. Слишком мало места и много народу, тоже желающего погонять на двух колёсах. Не было того безбашенного веселья, сопровождавшего наши прежние покатушки, несмотря на то что мы оба изо всех сил старались вернуть хотя бы его тень… Мой сын вырос, и душой я это чувствовал, невзирая на протесты разума. Нет, иные и в тридцать с хвостиком остаются мальчишками, пример уже глаза намозолил. Серёжка не такой. Взрослый уже в свои пятнадцать.

– Блин… – процедил я «сквозь зубы», в очередной раз брякнувшись на бок. Андроид комплектации «спасатель» мог штурмовать отвесные стены, вытаскивать людей из горящих домов и копаться в завалах, но ездить на велосипеде эта модель не умела в принципе. – Где мои семнадцать лет…

– Не расстраивайся, па, – сын притормозил рядышком. Он был слишком деликатен, чтобы пытаться поднять моё неуклюжее искусственное тело. – Зато ты лучше всех водишь космический корабль.

– Спасибо за утешение, – невесело рассмеялся я, неловко вытаскивая ногу из-под рамы. – В который раз убеждаюсь, что нельзя объять необъятное… Я тебе прогулку испортил, да?

– Па, не говори глупости. Ну, не получается у тебя теперь на велике ездить, и что с того? Знаешь, я ведь очень рад тебя видеть… всяким, па. И всегда.

Сын посмотрел мне в глаза, и я невольно вздрогнул: до чего он похож… на меня, на моего отца, на деда… да, собственно, на всех Кошкиных, что глядели на потомков из старинного семейного фотоальбома, обтянутого вытертым тёмно-красным бархатом трёхсотлетней давности. Хоть с ярких цветных голо-карточек последнего времени, хоть с запаянных в прозрачный пластик чёрно-белых бумажных фотографий двадцатого века. Та же основательность, та же серьёзность, то же чёткое осознание своего предназначения в жизни.

Я впервые понял, что мой сын не просто вырос. До меня наконец дошло, что из него получился достойный человек. Пусть моей заслуги в этом куда меньше, чем хотелось бы, но получился же.

Ему всего пятнадцать. При большом желании Серёжку ещё можно «сломать», вылепив то, что понадобится пресловутому ломателю. Вот только сил и времени на это уйдёт столько, а результат получится настолько ненадёжным, что овчинка не будет стоить выделки. У него есть то, что принято называть «стержнем». То, вокруг чего нарастает характер. У меня и у отца этот стержень уже вольфрамовый – ни согнуть, ни расплавить. Серёжику ещё только предстоит закоснеть до такой степени, но лучше несгибаемый дух упрямца, чем кисельная лужица на том месте, где он должен быть.

Наконец мне удалось выпутаться – в буквальном смысле – из треугольной рамы велосипеда и твёрдо встать на ноги.

– Анекдот про парашютиста помнишь? – усмехнулся я, хлопнув пятернёй по седлу. – Вот так и мне эту поездку за две пиши – как первую и последнюю.

– Может, другого андроида возьмёшь? – предложил сын.

– У других мозги не те, маловаты для меня. А этот ещё и очень сильный, я как-то на спор трёхмиллиметровый стальной лист руками порвал.

– Ну да, спасатель же… Па, я понимаю, вы по военному ведомству проходите, всё такое… – он сменил тему так, словно всё это время не решался заговорить о главном, а сейчас навёрстывал упущенное. – Ты вроде ещё секретный, но у нас учатся дети технарей, они про тебя знают. Короче, пацаны из моей группы всё подначивают, чтобы я попросился слетать с тобой. А я понимаю, что тебе не разрешат. Только…

– Что, сына?

– У тебя в академии был препод по фамилии Головач?

– Да, помню такого. Настоящий полковник.

– Он тебя тоже вспоминает, – Серёжка криво усмехнулся. – В основном матерно.

– Есть за что, – я ответил сыну такой же кривой ухмылкой. Годы учёбы я вспоминаю как с гордостью, так и содроганием.

– Так он сюда прилетал, па. Сам. Сказал, чтобы лично отобрать… Короче, па, нас тут на станции двое всего нашлось таких… как он сказал, уникальных. Каждые полгода будем проходить тестирование, пока школу не закончим. Если не завалим, нас в академию без экзаменов. На военную кафедру. У меня уже сейчас есть военный билет, я типа суворовец, и если что…

– Ты не беги впереди паровоза, сына, – осадил его я. – Раз ты – типа – военнообязанный, хотя это ещё под вопросом, то должен понимать, что наша работа проходит под грифом «секретно». Я бы хотел взять тебя на «Арго», но меня после этого спишут на грузовик, а тебя вышибут из академии ещё до приёма.

– Ты секретный, на грузовик не спишут.

– Спишут на армейский грузовик. И буду подштанники по гарнизонам развозить, пока морально не устарею.

– Ладно, фишку просёк, – слава богу, сын не обиделся. – Нельзя – значит, нельзя. Подожду, пока сам допуск к полётам заработаю.

– Лет десять ждать придётся.

– Па, вся жизнь впереди. Мы ещё вместе полетаем…

Я чувствовал себя так, что впору было бы сказать «сердце сжалось». Конечно, мне бы по пустой головушке здорово перепало, если бы я даже просто пустил сына погулять по «Арго». На грузовик бы не списали, но поставили бы под плотный контроль. Но не только это меня остановило. Я слишком хорошо знаю своего сына. Его только пусти на борт, он наверняка отыщет лазейку, чтобы просочиться туда перед стартом. Сам был таким же, меня дважды ловили в секторе погрузки за считанные часы перед отправлением. Хватит и того, что в этой миссии иду на смертельный риск и подставляю под удар своих друзей, не имея права сказать им об этом. Чтобы, зная об опасности, потащить туда ещё и родного сына, нужно быть совсем уж… самкой собаки. Я далеко не ангел господень, но и не настолько ещё испаскудился.

– И снится нам не рокот космодрома, – напевал я песенку времён начала космической эры, – не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зелёная, зелёная трава…

– Хорошая мысль – после этой миссии всем дружненько отпроситься в отпуск на Землю, – на полном серьёзе заметил Том. – Давненько я на настоящей земной траве не валялся.

Мы с ним привычно работали в паре, с ювелирной точностью выводя «Арго» из дока. Миссия начиналась так же, как и предыдущие – самым будничным образом. Обычная перекличка с диспетчерской, коррекция положения, неспешное перемещение на стартовую позицию при помощи маневровых движков. И – последний взгляд на космический город со всем его окружением. В том числе и на древнего косможителя, мирно дремавшего в полусотне километров отсюда. По меркам космоса – рукой подать.