Сурен Цормудян - Край земли. Затерянный рай

– Мы ближе еще к чему-то, Антонио, – тихо произнесла Оливия. Она не смотрела на вулканы. Она озиралась по сторонам, и взгляд ее цеплялся за странные предметы, разбросанные по равнине на разном удалении. Ей не сразу удалось понять, что это обломки самолетов.

– Едем дальше! – окликнул их Крашенинников.

– Ловко ты управляешься с техникой, Миша, – произнес Квалья, едва УАЗ продолжил свой путь. – Как ты этому научился?

– В детстве у меня был велосипед. И однажды я приладил к нему двигатель от водяной мотопомпы. Первый опыт был ужасен и не стоил затраченных усилий. Но все же это был опыт. В старших классах я собрал себе мотоцикл. Вот это уже была удача. И я произвел впечатление на девчонок из своего двора, – Михаил подмигнул задумчивой Оливии. – Но вскоре мотоцикл у меня забрали милиционеры. Я был слишком молод, чтоб получить водительские права. И я слишком лихо катался на своем мотоцикле, пугая окружающих. А в студенческие годы, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, я подрабатывал в автомастерской. Пригодилось.

– Давай сделаем крюк, Миша, – сказала Оливия и указала рукой. – Поедем вон там.

Крашенинников кивнул, и машина повернула налево. Вскоре они увидели бетонное покрытие. Частей самолетов стало еще больше.

– Мы в аэропорту, – вздохнула Собески.

Это место было единственным способом быстро покинуть этот изолированный уголок планеты. Но выглядела воздушная гавань плачевно. Все свидетельствовало о том, что эпицентр взрыва находился совсем недалеко. Здание аэропорта, находящиеся перед ним музей гражданской авиации, гостиница и другие сооружения были стерты с лица земли. Там, где была автомобильная стоянка, нагромождение ржавого железа и обгоревшие обломки большого пассажирского самолета. Минуя их, машина выкатила на большое бетонное поле. Здесь от пассажирских лайнеров остались только титановые элементы турбин и шасси. Все остальное сгорело дотла. Чуть в стороне немного более сохранившиеся остатки большого, четырехдвигательного пассажирского самолета, рядом сгоревший трап и сгоревший автобус, полный костей.

– Боже мой! – выдохнула Оливия. – Они же только прилетели! Или наоборот… Готовились к вылету…

– Зачем атаковать гражданский аэропорт? – нахмурился Квалья.

– Ядерная война подразумевает тотальное уничтожение, Антон, – вздохнул Михаил. – Если тебе вздумалось сбрасывать куда-то атомную бомбу, изволь позаботиться о том, чтобы там осталось как можно меньше людей, что возненавидят тебя до конца своих дней, а если повезет, передадут свою ненависть по наследству. К тому же это не совсем гражданский аэропорт. Сейчас покажу.

Машина взяла правее, и взору предстали открытые капониры. Стоянки самолетов. В капонирах виднелись обломки.

– Видите? Это Ил-38. Патрульные самолеты Тихоокеанского флота. С виду они были очень похожи на американский «Орион». Сейчас еще покажу.

Машина проехала по рулежной дорожке и приблизилась к взлетно-посадочным полосам. В одном месте у конца полосы находилось буквально кладбище самолетов.

– Здесь были МиГ-31. Сверхскоростные перехватчики. На Камчатке очень мало мест, где возможно строительство аэродромов. По этой причине аэропорт Елизово даже в мирное время был двойного назначения. Гражданского и военного. Ну а с наступлением войны любая взлетная полоса переходит под власть военного командования. В любой воюющей стране. Ты, Антон, прилетел уже поздно вечером. Было темно. Поэтому ты их не видел во время посадки.

– А я видела их, – вздохнула Оливия. – Хорошо помню. День был ясный. Солнечный.

– А вон в той стороне были стоянки верто… – Михаил вдруг замолчал, пристально глядя куда-то вдаль.

– Вертолетов? – спросил Квалья. – Эй, Миша, что ты там увидел?

– Сейчас, – буркнул Крашенинников, выжимая сцепление и переключая передачу. Машина помчалась по взлетной полосе, и как только обнаружилась бетонная дорожка, ведущая на соседнюю полосу, свернула туда.

– Как он уцелел?! – воскликнула Оливия.

Теперь все увидели, что привлекло внимание Крашенинникова. Посреди дальней взлетной полосы одиноко стоял МиГ-31. Никаких видимых повреждений на нем заметно не было. Разве что краска давно потускнела и облезла. И колеса шасси давно сдулись.

– Похоже, он прилетел сюда после того, как все случилось, – ответил Михаил.

Машина подъехала к перехватчику и остановилась. Обе кабины были открыты. Крашенинников осторожно припарковал машину вплотную к самолету, затем взобрался на крышу своего автомобиля, с нее на обтекатель воздухозаборника МиГ-31, а оттуда в кабину.

– Ты зачем туда полез?! – крикнула Собески. – А как же радиация?

– Этот самолет и эта полоса уже много лет под дождями и ветрами. Радиация, скорее всего, осталась в открытом грунте. Вокруг плохо растет трава и совсем не видно птиц, – отозвался Крашенинников.

Кабины пилота и штурмана-оператора были пусты. Очевидно, весь экипаж был жив и покинул самолет после приземления. В кресле штурмана-оператора лежал старый потрескавшийся офицерский планшет. Раскрыв его, Михаил убедился, что он был просто оставлен хозяином, поскольку карты и другая документация отсутствовали. Отсутствовал и компас. Остались лишь пара карандашей и листок бумаги в прозрачном кармане для карт. Крашенинников аккуратно извлек бумагу, и на развороте его встретил текст, написанный чьей-то торопливой рукой:

Усилием группы уничтожены:

«Спирит» – 1

«АВАКС» – 1

1 неопознанная цель.

Во время потери связи было известно, что экипаж Рыков – Логинов погиб. Перед потерей связи было сообщение об уничтожении группой Лебедева двух крылатых ракет, пущенных предположительно с подводной лодки. Рябов сообщал, что наблюдал таран нашего Ту-95 иностранным пассажирским лайнером. Национальную принадлежность пассажирского рейса установить не удалось. Рябов сказал, что будет уничтожать любые пассажирские самолеты теперь. Комэск запретил атаковать гражданских. После этого, похоже, Рябов оборвал связь. Спустя 9 минут связь пропала со всеми остальными.

Судя по тому, что мы увидели в Петропавловске и Елизово при заходе на посадку, – это конец. Абсолютный. Уходим искать наши семьи. Нашедшему это письмо – точка сбора «Качели-9». Командир – Лавриненко. Штурман – Гаджиев…

Вернув письмо в планшет, а планшет на кресло, Михаил спустился на бетонную полосу и еще раз осмотрелся.

– Ты чего такой мрачный? – спросила Оливия, вышедшая из машины. – Что ты там нашел? Останки людей?

– Нет, – ответил Крашенинников, осматриваясь. – Экипаж ушел отсюда живым, похоже. Только вот… Видимо… Больше никто не вернулся. Они оставили записку другим, кто приземлится после них. Но больше нет целых самолетов. Они остались вдвоем. Интересно, нашли они свои семьи? И что с ними стало потом? Я не слышал, чтоб среди тех немногих, кто пришел в Вилючинск после войны, были военные летчики. – Михаил вдруг закрыл глаза. – Господи, Оливия… Он написал, что какой-то пассажирский самолет протаранил наш стратегический бомбардировщик. Какая жуткая арифметика… В гражданском самолете могли в среднем находиться двести с небольшим человек. А бомбардировщик мог уничтожить несколько миллионов…