Сурен Цормудян - Край земли. Затерянный рай

– Да, Тони… Спасибо, – кивнул ему в ответ Михаил и снова пристально взглянул на американца. – Вы наемник?

– Технически это может быть верным определением. Но у слова «наемник» весьма негативная коннотация, не так ли? Мне предпочтительней – профессиональный охранник.

– Что вы здесь делаете?

– Вы, наверное, в курсе, что не так давно здесь бушевал самый настоящий библейский потоп, не так ли? – Незнакомец медленно подошел ближе, поднявшись на вершину. – Группа наших людей в дельте той реки ставила сети. После того, как пришла волна, у нас трое пропавших. Спустя сутки мы нашли тело одного из них. Конечно, надежд почти не осталось, но некоторые из нас продолжают искать, рассчитывая найти двух остальных.

– Миша, возле наших казарм на днях приморцы нашли неопознанный труп на берегу. Может, это…

– Простите, а что говорит ваш друг? – насторожился американец. – Вы знаете что-то о нашей проблеме?

– То, что говорит мой друг, пока не столь важно, – ответил Михаил.

– Майкл! – вмешалась Собески. – Этот человек ищет пропавших друзей! Почему ты не хочешь сказать ему, что, возможно, одного из них нашли на том берегу?!

– Черт возьми, Оливия, говори сейчас по-русски, пожалуйста! – разозлился Крашенинников. – Мы не знаем этого человека. Не знаем этих людей! Все, что мы сейчас скажем, может иметь последствия!

– Господи, Майкл, я поверить не могу! – взмахнула руками Собески. – После того, как они с нами поступили, ты продолжаешь их защищать?!

– Проклятье, сейчас, когда между вооруженными ребятами, которые ненавидят американцев, и вооруженными американцами, планы которых нам вообще неизвестны, всего двадцать с небольшим километров Авачинской бухты! Я хочу защитить мир на этой земле и не ссать, черт возьми, на оголенные провода!

Оливия отшатнулась, вытаращив на него глаза и в недоумении разведя руками.

Михаил вздохнул:

– Прости, родная. Это было грубо.

– О да, черт возьми, это было грубо!

– Эй, друзья, я прошу прощения, – напомнил о себе смуглый здоровяк. – Насколько я понял, на противоположном берегу есть люди и они нашли какое-то тело? Уж простите, но ваш спор частично был на английском языке. И вам не о чем беспокоиться. Мы знаем, что там есть люди. Дымы от костров видны днем и ночью виден огонь. В хороший бинокль, конечно. А несколько наших людей вообще уверяли, что не так давно видели, как по этой бухте шел корабль. И не деревянный барк с парусом. А настоящий военный корабль. Честно говоря, я не склонен верить, пока сам не увижу. Вы позволите? – Он указал на зрительную трубу.

– Извините, но не позволю, – категорично заявил Крашенинников.

Американец вздохнул и потер блестящую бронзовую лысину. Затем уставился на Антонио, чья голова также не была богата растительностью. Если не считать аккуратную бородку с усами.

– Я как ты, приятель. Экономлю на шампуне, – подмигнул ему американец.

Квалья никак на это не отреагировал.

– Ладно, друзья, – кивнул незнакомец. – Это моя ошибка. Признаю. Мы просто не с того начали. Я должен был представиться. Так давайте дадим друг другу шанс, начнем все с начала, и этим началом будет простое знакомство. Я Рон Джонсон. – Сказав это, он протянул Крашенинникову здоровенную ладонь.

– Ты это имя только что придумал? – спросил Михаил, не ответив на рукопожатие.

– Да нет, просто так уж вышло, что оно выбито на моем жетоне, – засмеялся Джонсон и, сняв с шеи цепочку, протянул жетон.

Михаил осмотрел его и тут же вернул.

– Ну что ж. Я Михаил Крашенинников.

После этих слов Рон скорчил такую гримасу, что казалось, сейчас будет слышен скрип ржавых шестеренок.

Михаил не мог этого не заметить, и у него даже вырвался смешок:

– Впрочем, я понимаю, что американцу мое полное имя будет трудно произнести. Так что будет проще называть меня Майкл.

– Только если вы не возражаете, – вздохнул с облегчением и улыбнулся Джонсон.

– Антонио Квалья, – равнодушно кивнул американцу Тони.

– Оливия Собески, – представилась Оля.

– Очень приятно, очень приятно. Простите, мэм. Но я не мог не заметить, что вы превосходно говорите по-английски. Причем именно на американской версии этого языка…

– Я американка, – сухо ответила Собески, косясь на Михаила.

– Американка? – раскрыл рот от удивления Джонсон.

– Да-да, – снова взял инициативу в разговоре Михаил. – Она американка, а он итальянец. Русский здесь только я.

– Американка и итальянец? Но как они оказались здесь?

– Это очень давняя и долгая история. Гораздо важней и интересней, откуда здесь появились вы…

Он не сразу заметил, что между деревянной стенкой фотопроявочной будки Вишневского и стеной помещения тоже завалялась бумага. Собрав то, что проще, Цой сложил листы бумаги в три большие аккуратные стопки, придавив их сверху большими книжными томами, чтоб в следующий раз ворвавшийся в открытое окно ветер или сквозняк не разбросали эти листы. Только после этого Александр попытался извлечь то, что завалилось между двух стенок. Но оказалось, что сделать это не так просто. Рука в узкую щель не пролезла, а поддеть бумагу было нечем, она оказалась достаточно глубоко. Тогда Цой махнул рукой и вернулся за стол, к летописи. С трудом написав две строчки, он вздохнул, качая головой. Осознание того, что какая-то бумага лежит вот за той стенкой, не давало покоя и мешало сосредоточиться на тексте.

– Ну, твою-то мать, – жалобно простонал Александр и повторил попытку извлечь бумагу из щели. – Иди сюда… иди…

Все было тщетно. Тихо матерясь, Цой осмотрел помещение в поисках чего-нибудь, чем можно было бумагу поддеть. Поиски ни к чему не привели и заставили выйти на улицу. Подойдя к ближайшему кустарнику, он сорвал тонкую ветку достаточной длины и вернулся в «тронный зал». Засунул ветку в щель и стал поддевать лист бумаги. Удалось ему это не сразу, но все же, через некоторое время, сопровождаемое кряхтением, ругательствами, проклятиями и желанием разнести деревянную будку Вишневского, Цой выковырял, наконец, проклятую бумагу.

– Вот так-то! – радостно воскликнул Александр. – От Цоя не уйдешь!

Он вернулся за стол с намерением уделить внимание содержимому данного листа. Стоило ли вообще с ним столько возиться?

Как оказалось, это не один лист, а сразу три, скрепленные в углу степлером. Начав читать текст, Цой через несколько секунд понял, что этот документ являлся еще одним фрагментом того самого протокола «О». Это подогрело его любопытство и даже придало чувство глубокого удовлетворения от проделанной работы по извлечению бумаги из той ловушки, в которой она оказалась. Александр с нескрываемым любопытством принялся читать документ дальше. Но когда его разум уже поглотил последние строки, выглядел он уже совсем не так, как несколько минут назад. Не поверив своим глазам, он еще раз прочитал последнюю часть текста… И еще раз… И еще… Удостоверившись, и не единожды, что ничего ему не почудилось, что все он прочитал правильно и ни в одном слове не ошибся, Цой сидел совершенно бледный, с раскрытым ртом.