Катэр Вэй - Охота на скребера

— Печёт…малость…

Дыхание её участилось, я проверил пульс — зашкаливает. Вдруг она вытянулась в струнку, мелко задрожав, и тут же обмякла, потеряв сознание. Пульс постепенно приходил в норму, дыхание стало ровным, и я увидел собственным даром, как в районе груди начал пульсировать крохотный золотой огонёк, раскидывая тоненькие лучики по всей венозной системе, пополз к мозгу, оплетая и уничтожая серую паутину. Золотая сияющая аура заняла её место, растворив в себе остатки безобразных щупалец. Огонёк в груди с каждым сокращением кардиолы увеличивался, и, достигнув размера теннисного мячика, взорвался, разделившись на три разные по величине огонька, которые принялись пульсировать в такт сердечному ритму. Паутина в голове засветилась ярче, и, сделав глубокий вдох, она ещё раз напряглась и, наконец, обмякла, тихо и спокойно засопев в глубоком сне. Посеревшая кожа её лица вновь приобрела естественный цвет фейса живого человека, ранки все затянулись, волосы причёски, которые стали похожи на грязную паклю, вновь заблестели естественным пшеничным оттенком, хотя, до этого, она была черноволосой, видимо, крашеной. Муха, подхватив уснувшую девушку на руки, отнёс в мою машину, где так и остался расстелен походный матрац. Срезали хомуты с конечностей страдалицы, накрыли её одеялом… Спи, мать…

— Малым её сказать надо, извелись, наверное, ревут, небось, — тихонько сказал Торос с зарождающейся улыбкой на грубых губах…

Леший глянул на него с усмешкой, сидя на водительском сидении, выставив забинтованные обрубки на улицу.

— Домой приедем, три шкуры с тебя спущу на тренировках, и с Фомы тоже. Не-е, с него все пять спущу, две — за язык мерзопакостный, — сказал он, улыбаясь. — Мальки-то, проныры ещё те, — хохотнул и, повернувшись в сторону раскидистых кустов, поманил пальцем. Ветки зашевелились и оттуда выбрались близняшки, замызганные и лохматые, с лесным мусором в волосах.

— Они всю ночь там просидели, за мамкой блюдя, а вы и не заметили, — покачал он головой. — Ладно, эта зелень, — кивнул в нашу сторону, — но как же вы прохлопали? — обратился к Киру и Прапору, которые в недоумении хлопали глазами. — Никак, скрыт прорезался? — сам с удивлением, вскинув одну косматую бровь, глянул на прижавшихся друг к дружке мальчишек. — А не рановато ли? А, ну-ка, глянь, Док, — кивнул он мне, теребя свою бороду.

Осмотрев пацанят, у обоих нашёл золотые ядрышки в груди, которые трепыхались, не попадая в сердечный ритм.

— Прорезались у обоих, но, пока что неуправляемые, — сообщил я остальным — Это от страха и нервного стресса, плюс за мать сильно перенервничали. Спрятались и боялись, что их найдут и прогонят, вот и сработало, как явный пинок активации.

Глаза у одного из них набухли слезами, но мальчонка лишь ещё сильней закусил губу. Брат, мельком глянув, ухватил того за руку и крепко сжал, засопев и набычившись.

Леший кивнул им, велев подойти ближе к машине, и подхватив обоих, как нечто невесомое, усадил на ящики рядом со спящей матерью, перекинув через передние сидения в салон.

— Всё видели? — спросил он у детей?

Те кивнули с готовностью.

— Всё слышали?

Переглянулись и опять кивнули, синхронно.

— А теперь слушайте внимательно, — Леший строго посмотрел на детей. — Никогда и ни при каких обстоятельствах не смейте никому говорить о том, что вы сейчас видели и слышали. Для всех — ваша мать оказалась иммунной. Наш врач, просто, плохо её осмотрел. Не разглядел, чувак. Всё поняли?

Пацаны активно закивали светлыми головами.

— И когда наступило утро, все обратились, а она, ваша матушка, — нет. Запомнили?

Близняшки опять закивали.

— На-ка, хлебни, — дал свою флягу с живчиком на травах, малому, который сидел ближе. — И брату дай, а то у вас ручонки уже колотятся, откат пошёл. — И лягте, поспите тут чуток, в дорогу скоро отправляемся.

— Ты же хорошо знаешь эти места? — не унимался Прапор.

— Знал! — нахмурился Леший, — всё меняется, всегда нет гарантии ни в чём, кроме изменений. Было тут безопасно, раньше, а нынче чего вышло? Я бы их на остров какой, в чёрном кластере закинул, там от всех мерзостей в безопасности…А припрётся туда скреббер какой-нибудь, и пиши пропало! Нет безопасного места тут нигде, не-е-ту!

— А не многовато ли за эту неделю скребберов на нас, а, батька? Гляди, так и мы суеверными станем, забоимся даже имя его произнести, дабы на беду не накликать, — усмехнулся белый Муха.

— Кстати, насчёт скребберов, — подкинулся Фома, — ты же говорил, что чуешь их за десять километров, а этого чего прохлопал? — уставился он на Муху, как на нашкодившего кота.

— А не чуял я его! Вообще никак! — развёл тот руками. — Я его как скреббера не ощущал, и как мутанта, кстати, тоже. Может, это у него дар такой… что, скорее всего, так и есть…

Подопечных осталось двадцать один человек, и куда их девать теперь, как обезопасить, мы ломали головы уже третий час, остановившись на ночёвку в пустом недостроенном дачном посёлке. С той стоянки снялись с первыми лучами солнца и в данный момент находились на приличном расстоянии от потенциально опасного места. Если здесь летали дроны, значит, рядом база внешников, или логово муров, профессиональных бойцов, а не отребья какого-то, работающих на внешников. Хрен редьки не слаще, ноги уносить нужно было, по идее, ещё вчера, но в ночь переться побоялись ещё больше.

Умника, после того звероящера, свежаки восприняли уже не так истерично, хотя, некоторые всё же поголосили и сознание норовили потерять, почти каждый раз, как натыкались на него взглядом. Больше всего я переживал за дедка и за беременную женщину, единственную оставшуюся в живых. Дети, поняв, что этот, с виду страшный монстр — их друг, проявляли больше любопытства и сочувствия, потому, как — «у азякина лапка болит, плохой азякин сделал больно хорошему» — так сказала одна трёхлетняя малявка, которая даже порывалась этого хорошего «азякина» погладить и полечить.

Со взрослыми проблем было больше, чем с детьми. Четыре человека так и остались в состоянии овоща, уйдя глубоко в себя, в броню защитного эгоизма. Ноги у деда отпустило, и старик на самом деле оказался психикой крепче многих молодых перцев.

Хромать Умнику на трёх лапах оказалось крайне затруднительно, за машинами он угнаться не мог, и, когда Фома увидел Белаз, а рядом дачный посёлок, который строился для богатеев, и там вблизи рыли карьер для озера, то чуть потолок в машине своей головой не пробил, от возбуждения и радости. Теперь Умник поедет, развалившись с комфортом, как на диване: в кузов тяжеловоза накидали веток молодых деревьев и строительного утеплителя, для мягкости. Арман быстро разобрался с управлением колёсного гиганта и сказал, что вполне с ним справится. С топливом нам тоже повезло — почти полный бак, но кушает транспорт с аппетитом бодибилдинга, поэтому придётся по пути подбирать все крохи, постоянно пополняя затраты, а это, опять же, риск нарваться на неприятности. Увы.