Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

Савелий явно улыбается.

– Да будет так, – звучит злорадно его голос. – Я пойду последним.

Голоса и лязг оружия польского войска все ближе. Савелий произносит хрипло:

– Пора.

Одной рукой я держусь за гриву лошади, второй нащупываю на подошедшем волке веревочную петлю на шее и ступаю на изумрудную дорогу, что стелется передо мной. Эта дорога – единственное, что я вижу во тьме, окружающей меня долгие месяцы. Лошадь тянет меня вперед. Я иду, не слышу ничьих шагов, но спиной чувствую дыхание десятков волков. Они с завязанными глазами держат друг друга за хвосты. Им страшно. С каждым шагом мы погружаемся все ниже и ниже. Грунт под ногами твердый. Вода Адовой топи становится все теплее, и, когда она касается моего лица, я не чувствую перехода, границы между водой и воздухом, а продолжаю дышать как обычно. Изумрудная дорога, что стоит перед моими незрячими глазами, наливается кровью, а все вокруг дороги темнеет. И вот уже я веду свою печальную колонну по реке крови.

Замыкающий Савелий сначала скрежещет зубами так, что у меня шевелятся волосы на голове. Идущий рядом волк подталкивает меня. Потом Савелий рычит, воет. Наверное, это я должен был завязать ему глаза, но я не догадался. То, что он видит вокруг, убивает его, убивает страхом. Савелий плачет, скулит и, наконец, замолкает.

– Стой! – Кто-то кладет тяжелую руку мне на плечо, я едва не теряю равновесие, балансирую, как на кочке, теряю и волка, и лошадь. Я слышу, как волки безмолвной чередой проходят мимо меня вниз и вглубь.

И все же теряю равновесие и падаю на спину, но не в воду, а в огонь. Море огня. Чудовищная боль охватывает каждую точечку моего тела. Дыхание останавливается. Я совершаю неимоверной силы рывок вверх, моя голова – на поверхности. Но тут же волна накрывает меня, я переворачиваюсь несколько раз и перестаю понимать, где верх, где низ. «Спокойно!» – велю я сам себе. Вспоминаю, как братья учили меня плавать в Двине. Оцениваю остатки воздуха в груди, сейчас меня должно вытолкнуть наверх. Но боль! Из-за боли вода кажется плотнее обычной. Всплываю спиной вверх, встряхиваю головой, мокрые волосы потрескивают.

Смешок и чей-то невыразительный, лишенный любых оттенков человечности голос:

– К этой боли нельзя привыкнуть…

Новая волна бьет меня в лицо, но я машу руками и ногами и в этот раз не погружаюсь.

– У нее нет конца…

Пробую удержаться на поверхности, мне удается лечь на спину звездой, но боль становится плотнее. Сейчас я потеряю сознание.

– Сознание потерять нельзя и умереть нельзя.

– Почему? – сиплю я.

– Здесь не живут.

Я выплевываю комок обжигающей горло боли. Так все мои трепыхания на пределе сил пусты? Я не могу утонуть?

– Утонуть можешь. Умереть – нет. Не знаю даже, что лучше? – Неведомый голос читает мои мысли.

– Но у меня… – дело! – Фраза слишком длинная, я отвлекаюсь и погружаюсь. Снова борьба за право вынырнуть и глотнуть пахнущего серой воздуха. Так вот какое бывает море!

– Дело? – голос разочарован.

– Месть! – чеканно, как когда-то Савелий, произношу я. – За отца!

– У-у-у…

Мне нужно передохнуть, я ложусь звездой и стараюсь дышать редко и глубоко. Так можно не обращать внимания на волны, перекатывающиеся через меня. Брови, волосы, кажется, сгорели.

Образ возникает в моей голове: на болотной ряске лежит кленовый лист с загнутыми краями, я присматриваюсь, лист становится бумажным, на нем видны буквы. Читаю: «Я, Михаил Олелькович, князь Слуцкий и Копыльский, обещаю одарить за службу верную своего брата названого Дмитрия Друцкого, князя Велижского, градом Витебском и староствами…» Лист письма по краям обугливается и загорается.

Я делаю новый глубокий вздох. Двигаю руками и ногами, чтобы удержаться на спине.

– Месть… – шепчет мне кто-то в самое ухо, я вздрагиваю от страха и погружаюсь в новое видение.

Чудовищный удар рассекает мне внутренности, я опускаю глаза и вижу медвежью лапу, которая погружается в мое нутро все глубже… Вот я оказываюсь на земле, весь в грязи и крови, пробую ползти, ноги не слушаются меня, а тело неожиданно легкое. Я оглядываюсь, ниже живота ничего нет, и тьма накрывает меня. Выныриваю, вдыхаю:

– Стефан?

Нет ответа, и новое погружение еще болезненней.

– Мне нужны богатые подданные. Когда шляхта не бедствует, сеймы легко голосуют за налоги. – Король Казимир отводит взгляд от огня в камине и вопросительно смотрит на меня, потом на Яна Ильинича, который стоит рядом в еще не сгоревшем замке Велижа.

– На Запад от Польши еще триста лет назад жили славянские племена. Их князья пригласили на свои пустые, разоренные усобицами земли германцев. Немцы старательные, аккуратные, быстро богатели и платили больше налогов, чем славяне. И чем кончилось? За Лабой нет больше ни славянских народов, ни славянских князей. Польша была сердцем славянского мира, а ныне граница, и век за веком отбивается от немецких крестоносцев. Возблагодарим Бога за Грюнвальд!

Король крестится, на его лице играют кровавые огненные сполохи. Мы повторяем его жест и молчим.

– А что тут у вас? Нищета. Косые избушки. Смерды – босота. Голод – ваш частый гость. Я не ошибся?

– Голода, государь, давно не было. – Я говорю голосом Романа и сбиваюсь. – Да я весь свой лес под пашню свел!

– И что урожаи? – Во взгляде Казимира недоверие.

– Сначала были добрые…

– А дальше что? – Король улыбается, он знает ответ на свой вопрос.

– Мне бы землицы поболе.

– Вот чего ты все жалуешься, боярин? Земли твой пращур получил от соседей твоих отрезанные. Друцкие князья на урожаи не жалуются, ни век назад, ни сейчас. А тебе все мало?

Я молчу.

– А почему донес на Дмитрия Друцкого, я знаю! Ты ему торговлю запирал. Из Новгорода по Ловати и Усвяче в Двину, а тут Дречи-Луки посередине. Что? О поборах не договорились?

Мне нечего ответить.

– А что донес, то – правильно. Здесь, на восточной границе, наше государство должно стоять крепко! Слишком много врагов. И Москва, и Орда, и их сторонники тайные и явные. Мне нужны верные люди!

Мою Романову грудь почему-то стискивает от радости.

Король снова долго смотрит в огонь:

– А людишки ваши местные? На них же без дрожи не глянешь! Станешь опекуном при малолетнем Юрии Друцком, помни: мне мало покорности, ты обязан заботится о смердах. Своих и его. Понимаешь?

Видение проходит, я снова на поверхности, но ничего не успеваю спросить. Шторм продолжается. Мне нестерпимо хочется продрать глаза и увидеть струг, который принесет мне спасение. Чтобы кто-то добрый и великодушный спас меня. Новая волна приносит новую картину.

Я бегу во тьме в изодранных доспехах, панцирь сорван, на моем грузном теле одна подкольчужная рубаха. Я поскальзываюсь, выпускаю из руки саблю, ищу ее в темноте, шарю. Но вместо сабли мне под руку попадает предмет круглый и мокрый. Пальцы цепляются за что-то острое, я подтаскиваю это к самым глазам и сталкиваюсь взглядом с чужим взглядом, пустым и стеклянным. В моей руке оторванная голова скалит зубы. Я отбрасываю ее в сторону, вскакиваю на четвереньки, чтобы ползти, но мои колени и руки разъезжаются, потому что под мной все такое же круглое и подвижное. Я пробую бежать, но чья-то голова сбивает меня с ног, словно ядро, на какое-то мгновение мне кажется, что смогу удержать равновесие. Но голова под ногой – неудачная опора, я снова падаю, и град оторванных, отрубленных, откусанных голов накрывает меня, пробую подняться, но, погребенный под ними, сдавленный, задыхаюсь во тьме. Делаю новый рывок вверх, мой подбородок над водой, над огнем, в чем это я бултыхаюсь в преисподней?