Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

– Зато здесь в богов верят все, – хитро улыбнулся Агафокл. – С вашими возможностями моя божественность не вызовет у людей никаких сомнений. Ну знаете, всякие чудеса, огненные столпы, эпидемии, воскрешение умерших. Если что, я набросал список.

– Ты хочешь стать богом этой местности?

– Нет, здесь все места заняты. Я хочу быть единственным!

– Что для этого нужно?

– Для начала переместиться в какое-нибудь захолустье. Вот, скажем, Иудея вполне подойдет.

– Ты хочешь отправиться туда прямо сейчас?

– Почему бы и нет? Здесь мои дела закончены.

– Иудея! – пропищал Ссиу, обернувшись к кораблю.

– Маршрут проложен, – отозвался корабль, – желаете начать телепортацию?

– Да! – воскликнули в один голос Ссиу и Агафокл.

Тотчас полупрозрачный купол силового поля накрыл корабль, колонну, телегу и двух представителей не таких уж разных цивилизаций. Поверхность купола затуманилась скрывая детали. Словно издалека, донесся бодрый голос Агафокла:

– Кстати, Величайший, не желаешь ли приобрести амулет от египетского проклятия?

Представление добралось до той самой сцены ровно в полночь.

К этой минуте Пиготион окончательно перестал нервничать и погрузился в апатичное созерцание многострадального детища. По понятным причинам режиссер помнил малейшие детали спектакля и в красках представлял его даже без оглядки на океанский залив, превращенный в титаническую сцену.

По блестящей, покрытой пенными барашками водной глади вышагивал стометровый голографический Цифроург – Мгновенный, Ткач Кванта, Незримый Путешественник и Пограничник Сингулярности. Светящиеся стены призрачной пещеры мерцали, символизируя безразмерную квантовую лакуну – место вне времени и пространства, давшую название одноименной пьесе.

Цифроург готовился к порождению импульса, которому предстояло стать финальными вычислениями курса новейшего космического корабля. По замыслу режиссера, этот квантовый пинг, бесконечно короткий и неподвластный для осознания инертным человеческим мозгом, расщепился на отдельную сюжетную составляющую.

В нем могущественный интеллект Цифрового Божества заморозил время в попытке переосмыслить суть происходящего и был атакован ярко-изумрудными лепестками троичных сомнений. По сценарию, именно они вводили Цифроурга в искушение скорректировать недальновидные команды операторов вычислительных систем.

Роль искусителей-фотонов играли тысячи летающих зондов, в неисчислимой массе вихрящихся вокруг всесильного гиганта. Каждый нес фонарик в форме свечи. Марево над головой Цифроурга колыхалось, гудело и сверкало всеми оттенками зеленого.

Ускользая от мушиного роя по волнам неспокойного океана, великан начал рваный танец, символизирующий его борьбу с непростой моральной дилеммой. В это же мгновение над побережьем Нью-Галактиополиса загремели аккорды тягучей, тревожной композиции, которую сам Пиготион именовал «Распутьем перед невмешательством».

Магическая явь вне рамок бытия не хотела отпускать Цифроурга. Подобно древним мастерам медитации, проводящим столетия под покровом нирваны, тот колебался и взвешивал, при этом не теряя ни миллисекунды реального физического времени. Часть потока дронов величаво отделилась, раскололась на малые вихри и сплелась в три фигуры программ-анализаторов, статистически подтверждавших целесообразность замешательства.

Под крепнущую музыку из их силуэтов в тело гиганта начали бить тонкие серебристые молнии, символизирующие потешаемое тщеславие Божества. Светящийся атлант перешел к заключительным пируэтам, в первобытном ритме которых крылось дополнительное кольцевание и просеивание загруженных данных. Слева от исполина материализовалось его собственное отражение, в котором пытливый зритель без труда обнаруживал аллюзию на нарциссизм Пограничника Сингулярности…

Пиготион снова отвел взгляд от глянцево-свинцовой океанской глади, на которой его скандальное творение приближалось к кульминации. Добавляя драматизма, над небоскребными голограммами собирались незваные дождевые тучи. До окончания пьесы оставалось не меньше четверти часа, но режиссер знал, что самое пикантное уже случилось и инфоэфир Нью-Галактиополиса с минуты на минуту вновь взорвется в жарких спорах.

Молодой человек подступил к краю круглой парящей платформы, с тоской обозревая кружащие над заливом ложи. «Квантовая лакуна» шла уже месяц, но после начала судебных разбирательств интерес к ней не только не ослаб – он стократно вырос. Сейчас с высоты «королевского партера» Пиготиону казалось, что на ночное представление пожаловала добрая половина жителей их неохватного города.

Часть летающих дисков уже успела развернуть призрачные баннеры и знамена. По большей части, на что не преминул указать секретарь, – хвалебные. Истеричная богема Нью-Галактиополиса чутко реагировала на погранично-крамольную суть представления, не стесняясь называть драматурга Новым Гегемоном театральной сцены.

Не прошло и секунды, как межслойная инфоточина начала сыпать в персональный эфир «Гегемона сцены» сообщения совсем иного характера. Да, в их потоке выделялись огненные светлячки от поклонниц и робких анонимов, опасавшихся публично подставляться под всевидящее око Свода Законов. Однако большая часть корреспонденции – в противовес восторженным транспарантам – увы, носила характер тревожный и откровенно угрожающий.

Покачав головой, Пиготион лениво выхватил из инфоточины рецензию, едва опубликованную на консервативном искусствоведческом ресурсе. Краем глаза он заметил, что часть дисковидных платформ поползла к парковочным шлюзам – кто-то из зрителей удовлетворил любопытство просмотром нашумевшей сценки и теперь собирался покинуть залив; но кое-кто тянулся поближе к «партеру» режиссера, чтобы без всякого инфоэфира выкрикнуть угрозу или проклятие…

Тряхнув пальцами, Пиготион размазал рецензию по воздуху перед лицом. Бегло, без интереса ознакомился с очередным творением искусствоведа, страдавшего жесткой формой цифротианского благочестия.

«Подобного рода манипуляции с религиозно почитаемым в цифротианстве образом Квантового Импульса, совершенно очевидно, являются крайне оскорбительными и возбуждающими религиозную вражду, издевательски высмеивающими цифротиан, – писал критик, не смущаясь вторичностью формулировок. – Поставив свою жалкую пьесу, Пиготион грубейшим образом унизил человеческое достоинство соотечественников по признаку отношения к религии (к цифротианству) и жестоко оскорбил их религиозные чувства, то есть совершил преступление, предусмотренное статьей 442/3 и частями 2 и 3 статьи 451/1 Свода Законов Нью-Галактиополиса».