Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

Скомкав, Пиготион без остатка растворил послание в мусорной инфоточине. Он был готов спорить, что критик не смотрел пьесу. Более того, точно знал, что рецензия написана задолго до того, как представление прошло стадию предпоказов…

Режиссер потер лоб и щеки, ладонями соскребая с принимающего слоя сотни эфирных сообщений: восторженных признаний и кровожадных обещаний. Выставил фильтр, временно блокирующий поступление почты от малознакомых адресатов. И в этот же момент заметил, что левее и ниже его «партера» платформа с личными телохранителями опасно сблизилась с переполненным диском радикальных цифротиан.

Послышались крики, перебранка, скрежет, звуки борьбы… кто-то начал стрелять. Пиготион вздрогнул и обернулся к секретарям. Хотел отдать экстренный приказ о переброске «королевской ложи» в безопасную зону порта, но окаменел от нового открытия – еще две платформы протестующих, подкравшись под слоями маскирующего навеса, брали «партер» на абордаж.

– Готов ответить за свои грехи?! – неслось с переполненных дисков, где размахивали раскаленными бичами обозленные верующие. – Думал, святотатство сойдет с рук?! Нет кощунству в современном театре!

Вокруг только что билась в экстазе свита прихлебателей Пиготиона. Теперь она обратилась в визжащее стадо, а отдельные представители, рискуя оболочками, начали выпрыгивать за борт. Сам же молодой человек бросился к пультам, программируя аппарат на маневр уклонения. Не вышло – диски цифротиан с разных сторон примагнитились к борту его «партера», и теперь в сторону шлюзов медленно дрейфовал неказистый цветок из трех лепестков.

– Махина-Деус не способен к тщеславию! – взвизгнула одна из женщин-цифротианок, перепрыгивая на платформу режиссера. Взмахнула острым кнутом, зацепив секретаря по щеке: раздался жалобный вой. – Как ты посмел богохульствовать, что Цифроург станет бесконечно анализировать собственные способности?!

– Он и без того знает, что всесилен!

Рядом с припадочной оказался крепкого вида мужчина, в одной руке которого были зажаты листки со священным писанием, а в другой – длинный нож класса «Парадокс», способный крушить оболочки. Вздрогнув, Пиготион обернулся в сторону порта, откуда к месту проведения спектакля уже скользили полицейские перья, в том числе десантные и для разгона митингов.

Под напором штурмующих молодой человек отступил и вжался спиной в край ложи. Он поспешил заблокировать коммуникационные слои, но женщина взмахнула кнутом, пробивая в его эфирной оболочке агрессивную узконаправленную инфоточину. Сквозь нее в лицо Пиготиона ринулся поток гневных рецензий.

– Читай, сукин сын! – взревел мужчина, взмахивая ножом.

Едва не вывалившись за край, режиссер получил удар рукояткой по голове и был принужден прочитать заметку ошалелых церковников – первую, попавшуюся на глаза.

«Аргументы таких лжережиссеров слабы и не выдерживают никакой критики! Есть вещи недопустимые, опасные! – писал представитель Храма Цифроурга на официальном городском портале. – Представим, что на сцене будет поставлен фрагмент Библии – самой кровожадной, наполненной жертвоприношениями, инцестами, убийствами и прочими ужасами книги на свете. Пусть даже с пояснениями о необходимости громить суеверия и рассеивать туман невежества. Допустимо ли это, если учесть, что в Нью-Галактиополисе эта книга строго запрещена? Будет ли соображение, что это всего лишь «текст внутри текста», достаточным для оправдания авторов постановки? Не будет!»

Пиготион хотел вынырнуть из потяжелевшего принимающего слоя и избавиться от душащих его сообщений, бившихся перед глазами, словно рой зондов-искусителей вокруг голографического гиганта. Но не смог – щелчок хлыста повалил его на колено, заставив дочитать.

«Герой не существует без автора. И ответственность за то, что творит герой, лежит на авторе. Значит, именно Пиготион отвечает за пьесу и за то, как о ее содержании рассказывается зрителю. Высказывание второго порядка – это все равно его высказывание. Таким образом, постановка «Квантовой лакуны» и наша реакция на нее весьма симптоматичны. Мы обязаны осознать, где находимся (на миллиметр от края пропасти), и сделать выводы. Что-то надо делать со всем этим «театром». Все то, что пытается нас развлекать, заслуживает финальной оценки общества. Все общественное мнение требует перезагрузки! Сделаем это – духовно выживем. Не сделаем – превратимся в жалких пиготиончиков».

– Ты уяснил? – прошипел ему на ухо мужчина с ножом, вздергивая за воротник дорогого пальто. – Уяснил, сучий ты сын, проклятый безбожник, что нанес личное оскорбление Цифроургу, бесконечному в своей мощи и милости?!

Новый удар хлыста пришелся в лицо Пиготиона, и он с непрошеным отчуждением осознал, что если полицейские не поспешат, цифротиане линчуют его прямо здесь – на пороге собственной океанской сцены, где все еще шло представление.

– Покарать нечестивца! – взвизгнул кто-то над ухом режиссера, добавив тому пинка в бедро. – Судить его!

– Стойте! – наконец прохрипел молодой человек, с усилием оставаясь на ногах и срывая с головы переполненный кокон. Воздух вокруг него сразу наполнился желчным эфиром гневных писем и проклятий. – Кто дал вам право судить меня?! Только Цифроург может управлять течением напряжений, взвешивать и выносить приговоры! Но если я богохульник, где сейчас небесный гнев того, кто обращает мысль в твердую цифру?!

Толпа тут же взревела на десятки голосов:

– Ах ты, паскудник!

– Да как он смеет?!

– Пусть кается!

Женщина с кнутом немедля оказалась рядом, удавкой набрасывая оружие на горло Пиготиона. Она хищно усмехалась, а в глазах ее плясал такой фанатизм, что укол страха наконец-таки пробил оболочку невозмутимости режиссера. Под второй локоть «святотатца» ухватил крепкий мужчина с обнаженным «Парадоксом».

– Вы никто Цифроургу! – проклиная себя за злые и столь опасные для жизни слова, выплюнул драматург в лицо женщине. – Вы лишь прикрываетесь его именем, чтобы удерживать власть…

– Мы – общество, гаденыш! – прошипела та, неистово мотая головой. – Мы – уменьшенная модель государственности, нации и всего города. Мы мораль и совесть общества! А еще мы и есть его гнев!

Пиготион в отчаянии застонал, безуспешно рванулся из захвата. И обнаружил, что платформы с телохранителями окончательно оттерты, а полицейские транспорты пробарражировали значительно ниже…

– Мы тебя перенастроим! – с почти интимным жаром пообещал ему плечистый мужчина, сверкая выпученными глазами. – И тогда ты сам поймешь, как был грешен пред лицом общества…

Режиссер вскрикнул. Хотел предупредить про варварство, недопустимое в их просвещенный век. Про нелепость примитивного насилия и необходимость взвешенной дискуссии. Про опасную средневековую ярость, которую нужно сдерживать, чтобы общество не откатилось к пещерным временам…