Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

Молодая мама вцепилась в бицепс мужа, заставив спутника жизни поморщиться от неожиданности. Глаза ее распахнулись, когда девушка провернулась к медицинскому технику.

– Ему снова было больно? – выдохнула она, едва не закусив губу.

– На вашем месте я бы не стал использовать этот опасный термин, – уклончиво ответил доктор, возвращаясь на рабочее место за терминалами управления. – Да, сознание участников подвергается воздействию некомфортных фантомных ощущений. Но это обязательная часть программы. Кроме этого, напоминаю, что подопечные «Благочестия» воспринимают информацию не прямыми семантическими конструктами, а синестетически, на языке многоуровневых метафор.

Он склонил голову, приготовившись привычно соврать и по данному вопросу.

– Так что пока для вашего карапуза не существует понятия «боль» в осознании обожженной руки или уколотого пальца. Равно как и понятий «беседа», «вывод», «посыл» или «мотивация» – все это для него лишь эфемерные образы, истинную суть которых он поймет многим позже…

– А совсем без фантомных обойтись нельзя? – спросила мама, с нежной грустью рассматривая лежащего в люльке сына. Она прекрасно знала ответ, но слова сорвались с губ непрошеными и своевольными.

– Вам не хуже меня известно, – с упреком в голосе прокомментировал доктор, и даже оторвался от экранов управления, – что над «Государственной программой по одарению духовными и морально-этическими ценностями» трудились лучшие умы страны. Лучшие! – Он воздел палец к бежевому потолку и многозначительно потряс. – Подвергать сомнению результаты их работ – означает подвергать сомнению всю современную науку…

– Да-да, конечно… – смутившись, пробормотала девушка и снова склонилась над сыном, чтобы поправить ползунки. – Я никоим образом не хотела…

– Все в порядке, – кивнул мужчина в халате.

Молодой отец, чьи щеки стыдливо порозовели, как можно мягче обхватил супругу за плечи. Будто хотел одновременно поделиться теплом, укрыть от пронзительного операторского взгляда и иметь возможность предостеречь от очередного глупого вопроса.

– Дорогая, ты должна понимать, что жизнь невозможна без боли, – назидательно произнес он, постаравшись, чтобы врач обязательно услышал. – Нашему мальчугану не помешает становиться крепче и сильнее с самых первых месяцев… Господин доктор абсолютно прав – как жаль, что такой программы не было пятнадцать лет назад, во времена нашего с тобой детства…

– Да, жаль, – с осторожным кивком подтвердил медик из своего угла.

– Но я действительно не понимаю… – упорно прошептала девушка, кончиком пальца поглаживая спящего сынишку по щеке.

Рука на ее плече напряглась, а доктор с интересом изогнул бровь.

– Нисколько не желаю подвергать критике программу, – все еще склоняясь над мальчиком, задумчиво произнесла его мать, игнорируя предупредительные знаки и покашливания мужа. – Но все-таки: зачем нужна боль? Зачем уроки и тесты, когда нужные этические конструкты и парадигмы можно напрямую внедрить в поведенческую модель?

От рабочего места доктора раздался странный звук, в котором супруги не сразу распознали сдавленный смешок. Продолжая недовольно кривиться, оператор поднялся из-за терминалов и начал отключать парящие вокруг плеч экраны.

– Мне показалось, или вы только что упомянули прямое психологическое давление и программирование? – не сдерживая сарказма, через губу уточнил он у юной мамаши. – Признаюсь откровенно, одна мысль об этом повергает меня в шок… При всем уважении, гражданка, но неужели вы держите нас за каких-то зверей?!

Август выдался жарким, лето вовсе не собиралось подходить к концу, ярким солнцем и безветренным штилем заявляя о своих правах на межсезонье. Люди, стараясь не проводить лишнее время на улицах раскаленного города, спасались где могли, кто дома или в офисе, а кто в салонах автомобилей – лишь бы не добралось вездесущее солнце. Поэтому бары были набиты битком, окна домов плотно зашторены, а водители старались проскочить опаленные солнцем улицы побыстрее, шныряли тут и там, неизбежно образуя пробки, отчего пекло, казалось, только усиливалось.

Лишь немногие осмеливались бросить вызов природе, однако и эти отважные люди торопились скрыться в тени самых высоких зданий центральной части города. Одним из таких смельчаков был пятидесятилетний Освальд. Он находился на улице с утра, защищаясь от солнца лишь соломенной шляпой.

Впрочем, у Освальда были на то свои причины. Он торчал на жаре, потому что здесь была назначена встреча. Так уж вышло, что только сегодня он мог пообщаться с дочерью, которую назвали Энн, в честь бабушки по отцовской линии. Встреча была назначена еще очень давно, когда такой адской жары не предвиделось, а Энн желала провести время с отцом на свежем воздухе, гуляя по паркам, которых в этой части города было предостаточно. По мере же наступления заветного дня и усиления дневного зноя Освальд так и не решился перенести место встречи, судя по всему, опасаясь поспешными решениями ее сорвать. После развода отношения Освальда с дочерью складывались не лучшим образом. Хотя ничего он так не желал в своей жизни, как восстановить их. Погода была той мелочью, ради которой не стоило откладывать давно желанное свидание.

Энн в последнее время часто была занята. Ее работа заполняла все ее дни, так что Освальд подстраивался как мог. Встреча была назначена, и никакое проклятое солнце не могло расстроить его планов. Поэтому Освальд оставался на улице, мужественно превозмогая желание, где-нибудь спрятаться.

Зазвонил телефон. Освальд взглянул на экран – это была Энн.

– Привет, пап!

– Энн! Ты уже приехала?

– Я пыталась тебе дозвониться, но ты был недоступен. Мне кажется, что лучше где-нибудь посидеть, чем бродить в такую жару по городу. Хотела сказать тебе еще утром, но не дозвонилась…

– Отличная идея, Энн! Давай где-нибудь посидим.

– Сейчас я в подземке. Можешь встретить меня у станции? Пересечемся и сразу пойдем в кофейню, которую я присмотрела неподалеку.

– Ладно, нет проблем. Буду ждать тебя у станции. Будь осторожна в подземке!

– Буду, – рассмеялась Энн. – Ладно, до встречи!

– До встречи!

До ближайшей станции было всего ничего. Освальд решительно зашагал к ней, предвкушая, как спустится вниз, спрячется от палящего солнца. Этот короткий, на первый взгляд, путь дался ему с большим трудом. Из последних сил он добрался до входа в подземку и кое-как спустился вниз, непрерывно обмахиваясь шляпой.

Станция оказалась полупустой. Редкие пассажиры бродили по платформе, спускались и поднимались по эскалаторам. Все пространство подземки было заполнено эхом их голосов, стуком колес по рельсам, а также голосом женщины-диспетчера, объявлявшей что-то время от времени. Впрочем, Освальду до ее слов не было никакого дела, как и до тех, кто проходил мимо. Он ждал дочь, поминутно глядя на часы. Заглядывал в окна вагонов подходящих поездов, которые затем медленно шли дальше по темным тоннелям подземной паутины.