Роман Глушков - Эпоха стального креста

Гюнтер стремительно подскочил к споткнувшемуся и на миг ослепшему от боли Карлосу и ногой выбил дробовик у него из рук, а затем упер ствол «бенелли» ему в затылок...

– Не сметь!!! – заорал я, вскакивая с песка. – Отставить сейчас же, боец!!!

Огорченный великан, повинуясь многолетнему инстинкту подчинения командирам, отвел ствол и со злостью пнул сарагосца по печени. Гонсалес с простреленным бедром, похоже, этого даже и не почувствовал. Гюнтер же отвел ногу для следующего удара...

Я с разбегу отпихнул германца от Матадора, и он одарил меня угрюмым взглядом.

– Брат Эрик, дайте мне... – Гюнтеру так хотелось довершить начатую расправу.

– Не надо, он свое получил! – уже миролюбивей одернул его я. – Проверь-ка лучше, как там дети.

– В порядке, – ответил германец. – «Хантер» невредим. Того, который стрелял, вы убили прежде, чем он... куда-либо попал. А этот, – он кивнул на Матадора, – был слишком занят мной...

Скрипящий зубами и пунцовый, как вареный рак, Гонсалес, подволакивая простреленную конечность, медленно встал с земли. Его сильно качало из стороны в сторону. Мы же не мешали ему, лишь не сводили с него оружия. Дохромав до «хантера», он, измученный, прислонился к капоту, перенеся вес тела с ног на локти. Глаза испанца буравили нас презрительным взглядом, в котором не было ни капли страха.

– Ты заплатишь за это! – прошипел он сквозь зубы. – Я заставлю тебя захлебнуться собственной кровью, мразь!..

– Успокойтесь, Карлос, – осадил я сарагосца. – Вы не в том положении, чтобы угрожать нам. И в живых вас оставили лишь из уважения к вашим почтенным годам.

– Глупо, брат Эрик, – пожурил меня Гюнтер. – Стратегически неправильно... Лишний свидетель...

Он и Гонсалес вперились друг в друга ненавидящими взглядами.

– Стреляй, шакал! – фыркнул Карлос. – Потому что в противном случае я все равно доберусь до вас, чего бы мне это ни стоило! Стреляй, трусливая падаль!..

– Вы останетесь здесь, пока вас не обнаружат, – прервал я его пылкие обещания. – Уж и не знаю, как вы оправдаетесь перед Бернардом – меня это не волнует, – но могу сказать точно: спокойной отставки не ждите. Вы провалили довольно плевое задание – Мясник такое не одобрит. Как не одобрит он и то, что мы похитили у вас магистра...

– Не зарывайтесь! – Гонор Матадора слегка поугас. – Вот за это ваши задницы уж точно отведают раскаленных стальных прутьев!

– Возможно, – ответил я. – Ну а теперь прощайте. Пора! Оружие ваше мы, разумеется, конфискуем. Джип тоже. Так что счастливо оставаться... И, Карлос, спасибо вам за книги. Заберете их в моем трейлере, если, конечно, будет до них.

Гонсалес, немного придя в себя от дикой боли в ноге, неуверенно оторвался от капота, доковылял до трупов своих бойцов и стянул с головы берет, отдавая тем последние почести. Похоже, мы в этом мире для него больше не существовали. Подтянутая фигура сарагосца сгорбилась и сжалась, выдавая истинный возраст Карлоса. Потерять почти половину отряда только в одном рейде – тут волей-неволей сломаешься. Я решил оставить пожилого командира наедине со своим горем, повернулся и побрел к Гюнтеру, уже разоружавшему лежавшее на отшибе обезглавленное тело Марчелло.

– Эй, амиго! – прокричал мне вслед Гонсалес надорванным и каким-то полубезумным голосом. – Сделай-ка для меня последнее одолжение!

– Какое? – Я обернулся и посмотрел ему в затылок, пытаясь уловить, к чему он клонит.

– Подохни, падаль! – совсем уже истерично проорал Матадор, а затем, едва не упав, развернулся в мою сторону на пятке здоровой ноги и выбросил вперед правую руку...

Я был слишком возбужден всем произошедшим за эти пять минут и потому даже не вспомнил о том, что еще во время штурма Ла-Марвея обратил внимание на кобуру, висящую у Гонсалеса под плащом на поясе брюк. В ней Охотник носил настоящий оружейный раритет – короткоствольный револьвер «бульдог», бесполезный при стрельбе на дальние дистанции, но на близком расстоянии способный оторвать человеку руку. Именно его и выхватил Карлос, хотя хорошо видел, что огневое преимущество явно не за ним...

Мотив этого отчаянного поступка испанца я так и не понял до конца. Наверное, врожденное чувство гордости не позволило бы ему показаться на глаза братьям униженным новоиспеченным предателем и дезертиром. Карлос предпочел смерть – смерть с оружием в руках... Еще один судьбоносный выбор за и без того кровавое утро...

Пожилому Охотнику в расторопности мог бы позавидовать и любой из молодых. Мгновение ока – и его револьвер уже смотрел мне в лицо...

Находись сейчас мои пистолеты в кобурах, и короткая история отступничества Стрелка на этом печально бы завершилась. Но оба «глока» удобно лежали рукоятями у меня в кулаках, а потому я ответил на смертельный выпад Матадора огнем из двух стволов одновременно...

Карлос был еще жив, когда мы с Гюнтером склонились над ним. Он кашлял кровью из пробитых шестью пулями легких и порывался встать, но только беспомощно греб по песку рифлеными подошвами ботинок. Пальцы его шарили по земле, ища оброненный револьвер, а глаза, уже подернутые туманной дымкой, смотрели сквозь нас на затянутое тучами небо.

– Стрелок, – прохрипел Гонсалес, – будь ты проклят навеки, крысиный выкидыш...

– Прощай, Матадор, – ответил я ему, но он уже навряд ли меня понимал. – Ты умер как истинный Охотник. И, амиго, не говори обо мне Господу слишком уж много плохого.

Седьмая пуля в лоб избавила Гонсалеса от предсмертных мучений.

– Проклятие умирающего, – заметил я Гюнтеру, – превосходное пожелание счастливого пути.

– Лучше... не придумаешь, – согласился он.

– Матерь Божия! – донеслись до нас откуда-то из-под «хантера» громкие всхлипывания. – Пресвятая мадонна!..

Магистр Конрад стоял на четвереньках и трясся, словно перепуганная грозой овца, размышлявшая, в какую сторону следует метнуться для пущей безопасности, если торчишь в самом центре открытого загона. Мелкий прыщ, предавший Очищению неимоверное количество душ, теперь и сам оказался в роли молящей о милосердии жертвы.

Мы с Гюнтером переглянулись. Германец, скуксив кислую мину, промолвил:

– А вы уверены, что с него... будет хоть какая-то польза? Может, его это... того?

И большой палец великана прошелся по кадыку.

– Ни в коем разе! – нахмурив брови, покрутил я головой. – Как сказал бы Михаил, нечего раньше времени выбрасывать наш единственный козырь...

...Жаль, что так и не успел проститься с русским. Если кого-то из моих отныне бывших собратьев и можно было называть настоящим братом, то только его. Ну и огребет же он из-за меня неприятностей после того, как все станет известно...

– Наверняка этот козырь... жрет больше нас с вами, вместе взятых, – не одобрявший данный пункт моего плана Гюнтер привел вполне разумный, но не повлиявший на мое мнение довод. – Вот увидите, сами пристрелите его через пару дней...