Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

Билет был на VIP-места, синие пухлые кресла в носовой части космолета. Молодая женщина никогда не летала такими. И снова горечь – вместе бы полетели. Закрыть глаза и представить, как Алекс, не спрашивая, пропускает ее к иллюминатору, садится рядом, включает персональник, даже в полете работает, несмотря на протесты стюардесс: «Вся электроника на борту должна быть выключена». А когда те подходят, велит передать пилоту: его сигнал борта не завалит. И вообще – не видите, кто летит?

А может, у него был бы личный корабль? Или он сиганул бы через дырку, открытую портативником: время, время! В любом случае это путешествие было рассчитано на двоих. Величайшая в мире несправедливость, что Елена осталась одна.

Она тяжело пережила случившееся. По ощущению, постарела лет на десять. Может быть, потому что постоянно слушала стержень? А может, из-за проклятого ролика с казнью, который прокрутила бесчисленное количество раз. У нее даже не осталось совместных с Алексом фотографий. Да и роман-то – всего месяц. Даже меньше. Можно ли за это время полюбить? Только увлечься. Однако они вошли друг в друга: «Ты? – Ты?»

Теперь, глядя в иллюминатор, Коренева понимала, почему не могла вырваться с Земли. Видела, чем именно были забиты многочисленные телепорты и космодромы. Главные, запасные, грузовые, пассажирские, резервные – работали все. Но что они отправляли? Мимо лайнера на высокой скорости проходили военные транспортники, космические катера пограничной службы, два раза величественно проплыли крейсера, один раз длинный, выкрашенный в глубокий синий, с красными крестами медицинский корабль – совершенно новый, иллюминаторы выключены.

Усиленные меры безопасности. Между рядами проходили жандармы с собаками. Елена уже реагировала на них, как на родных, начиная привычно улыбаться, а потом спохватывалась.

Марсианскую колонию нашпиговывали техникой. Через арки порталов перебрасывали живую силу. В грозовом затишье становилось ясно: за Япет будут воевать. А Тихая – ближайшая вынесенная за пределы земли база. Плацдарм для накопления силы. На самом спутнике едва закончилось терраформирование, там еще мало кто жил. Разве что на боевое дежурство у пояса астероидов вышли не только пограничные корабли, но и два крейсера: «Петр Великий» и «Екатерина Великая», которую в просторечье именовали «чугунной бабушкой». Крейсера зависли с двух сторон от Япета и демонстративно открыли огневые люки. Чтобы уже всем стало ясно – стрелять будут.

Елене все это не нравилось. Не потому, что она была солидарна с большинством своих коллег: давайте отдадим себя на волю победителей, ведь они добры и разумны… Война на шельфе ничему не научила? Начнись снова пальба, и внутри страны опять возникнет пятая колонна, чей голос зазвучит тем слышнее, чем сильнее окажется давление Альянса. Поэтому Коренева со сжимавшимся сердцем смотрела на выставку военного могущества, проплывавшую в окне на фоне черного неба.

Медицинский корабль вызвал у нее новый поток размышлений. Кому теперь нужны лекции? По второму образованию Елена – сестра милосердия. Правда, препараты теперь другого поколения и оборудование куда сложнее – все равно придется переучиваться. Но сейчас даже мысль об университете бесила. А они-то с Резвой собирались на курорт!

Лайнер, сделав виток над космодромом, получил разрешение садиться. В главной колонии Тихой шел дождь, и толпа включила высокочастотные конусы, закрыв себя, как зонтами. Трудно было поверить, что когда-то Красная планета считалась самой засушливой. Терраформирование превратило жаркий климат в приемлемый. На поверхности появились озера и целые моря. За место на их побережье шли бесконечные тяжбы между странами-метрополиями, как когда-то на Земле.

Варька ее встречала. Какая красивая теперь у курсантов форма! Синяя с белым нагрудником и серебряными пуговицами. Брюки-галифе очень шли мадемуазель Волковой, а едва отросший ежик волос был спрятан под черепаховый гребень – подарок прабабушки.

– Баронесса Амалия уже не летает, – пояснила девушка. – И никогда не летала. На самом деле ее рвет в звездолетах, и она подозревает, что у всех женщин должно быть так. Поэтому она ценила маму. Думает, что я уникальная по наследству. – Волкова тараторила, чтобы скрыть громадную пустоту, которая разрасталась внутри у обеих женщин со дня гибели Кройстдорфа. – Ты была бы чудесной мачехой. Не как у Золушки.

– Золушка не училась на пилота. – Елена обняла ее. – Отец бы тобой очень…

– Знаешь, нашли его мундир, со всеми орденами. Как я в последний раз видела. – Варька смахнула слезу, стесняясь плакать. Елена обняла ее еще крепче и вдруг отпустила себя: заревела белугой. – Судя по ролику, они его били перед смертью. Выродки. Прости. – Волкова понимала, что один из убийц брат Кореневой, другой жених.

Злодеев захватили, судили вместе с Поджетти, потому что это оказалась единая миссия, призванная спровоцировать в России волну возмущения судьбой парламента и ответную волну репрессий против инакомыслящих. То есть разбудить пятую колонну еще до войны.

Государь не пошел на это. По молитвам ли патриарха, по собственному ли разумению, по просьбам ли друга, который при жизни не стеснялся в разговорах с Максом. Однако многие министерские чины, а с ними и некоторые члены Госсовета оказались вынуждены уйти. Только уйти, но сколько свиста поднялось в сети! Впрочем, давить на Максима Максимовича было бесполезно.

Дума была распущена, то есть фактически введено военное положение, а в его условиях прекращал действовать запрет на смертную казнь. В мирное время Коренева и Осендовского по совокупности грехов приговорили бы к рудникам на Менделееве. Пришлось бы Елене, как жене декабриста, выбирать: ехать за нелюбимым в ссылку или отречься от него. Последнего требовала совесть. Но все вокруг решили бы, что требует благополучие.

Однако со дня смерти Алекса Коренева мало интересовалась мнением «всех вокруг». Ее брат и «муж» отняли то, что им не принадлежало. Значит, высоко и коротко.

Странным образом вдали от нее Максим Максимович считал точно так же. Он имел право помилования, но не воспользовался им. Хуже – взял на себя личную ответственность за то, что перевел преступление в категорию военных, судимых едва ли не по уставу Петра I. Высоко и коротко.

В виде исключения только троих. Но эта казнь, за которой вовсе не потянулись тысячи ниток, вызвала в обществе едва ли не обморок. Государь встал на эти нити сапогом и приказал оборвать. Ему даже казалось, что он слышит, как люди на других концах облегченно вздохнули и в следующую минуту заговорили о нем еще злее, еще беспощаднее. Казнь троих покушавшихся, с ног до головы изобличенных преступников, провела окончательное разделение. Многие из тех, кто еще вчера сочувствовал Кореневой в связи с гибелью Кройстдорфа, теперь спрашивали, как она после смерти брата и жениха.