Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

Елена проснулась в слезах. Она начала плакать еще во сне, а потом лишь продолжала, пытаясь вспомнить увиденное. Ей снилась Москва, Марфо-Мариинская обитель. Крепкий, как боровик, Щусевский храм. Его купол под неполной луной во вьюжном небе. Чувство прочного, неколебимого покоя. Рождество.

Мимо идут люди, и кто-то, тронув ее за плечо, говорит:

– Ступай, Матушка благословения раздает.

Елена послушно идет, даже снег не скрипит под ногами, и по левую сторону от входа, во дворе, видит очень высокую – в два человеческих роста – фигуру в белом сестринском одеянии. К ней подходят, складывают ладони, опускают голову. И Елена тоже идет. Невесомая рука опускается ей на затылок.

Она просыпается и плачет, постепенно припоминая все, что произошло за последние сутки. Радость дается через скорби. На веселье благословения не надо. Надо на труд. На испытания.

Вот ее испытание. Рядом постель еще тепла. Смятое одеяло отброшено в ноги. На балконе гостиницы, выходящей на огромный озерный плес, курит Алекс.

Как он сюда попал? Как они встретились? То, что происходящее – не сон, Елена понимает, глянув в спину любимому. Совершенно голый. Распугивает посетителей с высоты 10-го этажа. Его выходки!

Рядом на стуле валяется – комом, его гадкая манера! – мундир генерал-губернатора.

Да, еще вчера в баре гостиницы, куда она ушла одна, сразу после присяги, ей показалось странным явление главы высшей власти Марсианской колонии. На него все озирались.

Елена поселилась в тихом отельчике на краю города. Пристойные номера, вид на Волково озеро под хребтом Мансур. Сосны, песчаный пляж, мало людей. Все, что нужно для нервов, по которым любой человеческий голос режет бритвой.

Но он ее разыскал, что нетрудно, если ты генерал-губернатор и за тобой толпа топтунов. Приехал один, без охраны и адъютантов. Необычно, если учесть все слышанное ею о Константине Кройстдорфе. Любит букву протокола, куда больший немец, чем его брат. Педантичен и не склонен к импровизациям.

Коренева сошла вниз, чтобы купить себе в баре бутылку пальмового ликера. Чем еще, кроме сладкого, несчастной женщине в номере затопить печаль перед сном?

– А сейчас? А здесь? – настаивала девушка за стойкой. Той явно запрещали продавать навынос. Требовалась хоть рюмка на месте.

– «Курасао», – бросила Елена. – Водка, дынный ликер, ягода черри. – Словно солнце в тумане, еще не поднявшееся в зенит. «Посвящаю памяти Мисуки». – Не нужно переливать водки. Я хоть и с Земли, но ценю чистую.

– Я тоже, – раздался у нее над ухом до дрожи знакомый голос.

Елена обернулась. Губернатор Кройстдорф смотрел на нее в упор. Наваждение! Аж коленки сводит.

– Я не знала, что Ваше Высокопревосходительство посчитает нужным меня разыскать.

Он хмыкнул, помедлил минуту, а потом брякнул:

– Это я.

А то она не знала. Уже целую минуту, пока длилось молчание, знала.

Играла музыка. Певица с короткой стрижкой белых прямых волос пела хриплым голосом Эдит Пиаф по-немецки. На Марсе жило много немцев, от фермеров-колонистов до инженеров, офицеров, преподавателей Академии. Генерал-губернатор позаботился.

Кройстдорф подхватил готовую сползти на пол Елену под руки и увлек на середину бара. Медленное колыхание травы под ветром.

– Я не люблю теорию мыслящего тростника, – прошептала Коренева, крепко вцепившись в его плечи, точно Алекс собирался вновь исчезнуть.

– Я тоже, – кивнул он. – Исключает свободу воли.

Так они покачивались из стороны в сторону, ощущая невозможное, запретное слияние, точно были одним целым.

– Я очень подурнела.

– Разве? – Он смерил ее взглядом сверху вниз, бросил на барную стойку карточку – пусть спишут, загреб бутылку ликера и увел Елену в ее номер.

– И не стыдно такую гадость? – В баре был коньяк, а Мут выплюнул в него лед.

Елена все еще боялась разжать руки.

– Потом.

Они не переставали быть одним целым. Только сбросили одежду и добрались до кровати.

– Как ты мог?

– Как только я смог…

Утро встретило ее так, как встретило. Алекс докурил, послал бычок вниз, вернулся к кровати и присел на корточки.

– А твои подданные не будут роптать, что их губернатор стоит голышом на балконе? – ехидно спросила Елена.

– Это подданные Государя, – парировал Алекс. – Пусть ему и приносят жалобы. – Потом хлопнул себя по лбу. – Забыл, Костя же не курит!

Назрел момент рассказать все. Елена села в кровати и взяла его за руку.

– Что бы ты ни сказал…

– Да ничего страшного не скажу, – успокоил он. – Меня нашли через два дня после расстрела в домике егеря.

Слабость после медицинского регенератора еще оставалась. Кройстдорф не говорил, хотя все раны уже затянулись. По его мнению, Другий провел операцию очень успешно. Со знанием внутренних тонкостей. На место доставили шарька Герундия и, как собаку, пустили по следу хозяина.

Прошла метель, и цепочки лап «большеногих» были давно заметены, как и кровавые пятна. Но зверек хорошо различал их и под спудом новых снежных наслоений. Он привел оперативную группу прямо к усадьбе егеря, и тот был крайне потрясен, когда узнал, кого именно выловили его «чубаки». Егеря поощрили новыми антигравитационными санями, «большеногих» – хлебным довольствием. А Алекса увезли и засунули в Склиф, где хирурги залатали дырки заново, очень досадуя на нерадивого лесника. В ране остались и обожженные края старых органов, и даже трава, сучки да камешки, которые «чубаки» подцепили вместе со снегом, когда останавливали кровотечение.

Теперь Кройстдорф был как новый, но вставал вопрос, объявлять ли об этом по всей империи? Генерал Другий справлялся очень пристойно. Жаль двигать обратно вниз. Леонтий Васильевич являлся одним из тех замечательных людей, которых очень любит начальство за их ум и расторопность, но никогда не показывает более высокому руководству: вдруг заметит? В данном случае Другий показал себя сам, и Карл Вильгельмович не желал отнимать у него лавры.

Несмотря на развитые амбиции, в данном случае Кройстдорф готов был удовлетвориться местом начальника контрразведки, или начальника личной охраны императора, или… Вот последнее особенно заинтересовало их с Максом.

В будущей войне Марсианской колонии суждено принять первый удар. Потом уже доберутся до Япета. Не зная, что он жив, Альянс будет увереннее. Наглее. Легче обнаружит свои силы. Из-за самодовольства легче совершит ошибки. Поэтому рано воскресать даже для самых близких.

За генерал-губернатором всегда водятся грешки. Константина просто попросили исчезнуть с семьей в Фаль. Пожить под тщательным надзором, пока брат не разберется, что к чему. А там, глядишь, новая должность подвернется на астероиде или в Сибири, подальше от внимания прессы. Только на новом месте ни-ни, никаких попущений.