Алекс Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

– Нет, сеньора, – с поклоном ответил он, – а что там интересного?

– Купцы из Севильи привезли какие-то дивные товары.

– Что ж, тогда я с удовольствием взгляну.

Добравшись до Полуденной галереи, он обнаружил, что там уже столпились почти все придворные. Вдоль стен были разложены товары. Чего здесь только не было: шелка и фарфор из Китая, ковры и розовое масло из Персии, статуэтки слоновой кости из Африки, меха, золотые и серебряные изделия из Вест-Индии.

У одного из купцов Франсуа заметил китайские фейерверки. Он не раз видел их при дворе Генриха, но в Испании не встречал. Получив от торговца подробные объяснения, как с ними обращаться, он купил сразу несколько штук, рассчитывая удивить придворных.

Вскоре Франсуа приступил к работе в Государственном совете. Поначалу он лишь слушал споры сторонников и противников различных идей, обдумывал их доводы и вырабатывал свое мнение. Но со временем он смог вникнуть во все явные и тайные течения, стал принимать более активное участие в жизни Совета, высказывал новые идеи и предложения и занял в этом органе заметное место. Франсуа, как и его друг дон Альварес, был ярым сторонником Руя де Сильвы, принца Эболи. Тот был главой мирной партии, ратовавший за первоочередное решение внутренних проблем Испании, тогда как его противник, герцог Альба, лидер военной партии, отстаивал стратегию решения проблем государства за счет боевых наступательных операций.

Франсуа видел, насколько малоэффективна экономическая политика короля, как быстро страна нищает, несмотря на приток золота из Вест-Индии. Он присоединился к партии принца Эболи и на заседаниях Совета активно призывал к уменьшению налогов на шерсть и – очень осторожно, полунамеками – на ограничение власти инквизиции.

Однако довольно скоро Франсуа почувствовал разочарование в своей работе. Он осознал, что Совет не имеет реального влияния на политику, а лишь предоставляет королю рекомендации. Окончательные же решения дон Фелипе всегда принимал единолично.

Тем не менее Франсуа продолжал работать, все силы отдавая на отстаивание того, что считал благом для Испании.

Из Франции приходили дурные вести: испанские послы в Париже писали о начале религиозной войны между католиками и протестантами. Со смертью юного короля Франциска Гизы отчасти потеряли власть, и Екатерина доверила управление страной канцлеру Мишелю де л’Опиталю. Это был мудрый человек, провозгласивший религиозную терпимость. Он отменил смертную казнь за исповедование протестантизма и позволил гугенотам проводить богослужения в частных домах и сельских церквях. Католики, и в первую очередь Гизы, недовольные такими послаблениями, развязали войну, устроив резню в Шампани. В ответ гугеноты, поддерживаемые королевой Англии Елизаветой, захватили Орлеан. Затем боевые действия переместились в Нормандию.

Франсуа не находил себе места – выходит, Екатерине не удалось уберечь страну от войны. Будь неладны эти фанатики Гизы! Как ей, наверное, тяжело бороться с ними одной. Романьяк смотрел в окно на ночной Мадрид и, прислушиваясь к доносившейся откуда-то серенаде, молил Господа, чтобы Он скорее позволил ему вернуться в Париж.

Летом 1563 года разразилась катастрофа: дон Альварес де Монтойя был обвинен в ереси. Принц Эболи, с красным от гнева лицом, отправился к королю, но тот лишь развел руками:

– Что ж я могу поделать, мой дорогой Руи? Святая инквизиция не ошибается, и если она считает, что дон Альварес виновен, значит, так оно и есть. Право, вам стоит внимательнее выбирать себе друзей. Наш священный долг – поддерживать чистоту католической веры.

Час спустя принц убеждал Франсуа:

– Мы должны спасти его, дон Франциско. Любой ценой! Он уедет в Италию, в Эболи, там его не достанут. Но как его вытащить? Он арестован и находится в монастыре ордена августинцев.

– Это в каком же?

– В Сан Фелипе эль Реал, что на площади Пуэрта дель Соль. Оттуда нам дона Альвареса не выкрасть, разве что нападем с целым отрядом рыцарей.

Романьяк задумался. «Это ж рядом с той церковью, где я нашел подземный ход!»

– А посетить его вы сможете, дон Руи?

– Хм, не знаю, возможно. Но это нам ничего не даст, сеньор.

Франсуа придвинулся к принцу и шепотом изложил свой план.

Для осуществления плана заговорщики привлекли дона Родриго, которого Франсуа всячески рекомендовал принцу. В первую очередь необходимо было предупредить дона Альвареса обо всем задуманном.

Дон Руи вновь отправился к королю, и на этот раз его величество не отказал другу, благо тот просил самую малость – разрешение на посещение дона Альвареса родственником, сеньором Каррерасом. На том, чтобы в монастырь августинцев отправился именно он, настоял Франсуа:

– Всем известно, что мы с вами, дон Руи, – друзья «еретика». А дон Родриго к нему никакого отношения не имеет, и после побега его не заподозрят.

Принц Эболи согласился, и вскоре дон Родриго уже подходил к воротам Сан Фелипе эль Реал. Он предъявил бумагу от короля, и его беспрепятственно провели к арестованному.

Наутро дон Альварес сообщил церковному дознавателю, что намерен признаться, но хотел бы прежде помолиться в церкви Благодарения в День святого Иоанна Крестителя. Инквизитор дал согласие, но оговорил, что пленник пойдет туда после общей мессы, когда народу в церкви почти не будет. Дон Альварес с благодарностью принял это условие.

С утра церковь наполнилась прихожанами – День святого Иоанна Крестителя был одним из главных церковных праздников в Мадриде. Но к середине дня церковь опустела, и ближе к двум часам, в самый разгар сиесты, на площади появилась повозка инквизиции. Из нее вышел дон Альварес в сопровождении трех стражей. Двое из них вошли вместе с узником в церковь, третий остался снаружи, у входа.

Франсуа стоял на коленях у той самой колонны, где начинался подземный ход. Шляпа его была надвинута по самые брови, но дон Альварес узнал его сразу. Он опустился на колени шагах в десяти от друга и принялся что-то бормотать, делая вид, что молится. Франсуа тихо кашлянул – это был знак всем участникам заговора.

Дон Родриго, притаившийся в правом трансепте, услышав сигнал Романьяка, поджег веревку, перевязывающую небольшой полотняный мешочек с фейерверк-смесью, и тут же спрятался в боковом приделе.

Через пару минут раздался громкий хлопок, за ним еще один, и еще. Из трансепта повалил дым, посыпались искры. Стражники кинулись в ту сторону, но один из них, пробежав пару шагов, остановился и оглянулся, неуверенно глядя на коленопреклоненного пленника. Тут в трансепте опять что-то грохнуло, и страж ринулся туда. В ту же секунду Франсуа вставил крестик в паз на колонне, и каменная плита поехала в сторону. Дон Альварес бросился к ней и в мгновение ока скрылся в темной дыре. Романьяк вытащил крест и поспешно вышел из церкви, прикрывая лицо плащом. Дон Руи, ожидавший с факелом в подземном ходе, подхватил освобожденного пленника под руку, и они побежали по коридору. На выходе из пещеры дон Альварес крепко обнял своего покровителя, вскочил на ожидавшую его лошадь и поспешно ускакал на северо-запад.