Петр Заспа - Арктика-2020

– Не без этого – работа такая. Вы угощайтесь, Лев Илларионович, – предложил Баррет, разливая по фужерам вино. – Угощайтесь, выпейте, как принято, за здоровье, а заодно расскажите нам, зачем вам понадобилось врать?

– Ну какое это враньё? Это не враньё, господа, скорее маленькая неточность. Поймите, мне действительно очень нужно в Москву. А зачем? Ну какая вам разница?

– Так дело не пойдёт, господин Стокман. Или вы говорите мне правду, или я умываю руки.

– Да погодите вы! В том, что я это от вас утаил, нет никакого злого умысла. Я всего лишь слабый человек, а миром правит бумага с водяными знаками. Не мне эту истину вам говорить, господа. Что же в том плохого, что я стремлюсь получить то, что мне заслуженно полагается?

– Дело в деньгах?

– В чём же ещё, господа? Вы ведь не наивные дети и тоже выполняете свою работу не за спасибо?

– Давайте, Лев Илларионович, с этого места поподробнее, – Баррет привычно достал диктофон и положил рядом с бутылкой вина. – На этот раз извольте правду, потому что можете не сомневаться, я обязательно проверю.

– Да, да, конечно, господа, истинную правду, – смутившись, кивнул Стокман. – Мне искренне жаль, что я не решился сказать её вам сразу. Теперь вы имеете полное право мне не доверять. Глупая ситуация…

– Лев Илларионович, вы тянете время.

– Уже начинаю. Вы же, конечно, помните, что я принимал непосредственное участие в строительстве «Заразломной»? – взглянул сквозь фужер на Баррета Стокман и тут же торопливо сам себе ответил: – Конечно, помните. По графику мы должны были сдать её к осени, а сдали весной. Это была отличная работа. Наша команда, от монтажников до инженеров, работала по четырнадцать часов в сутки. Не поверив таким срокам, господин Тарпищев лично прилетел принимать буровую и не нашёл ни одного изъяна. По итогам полугодия нам полагались солидные бонусы. Очень солидные. А лично мне как одному из ведущих менеджеров причиталась сумма с шестью нулями. И что же произошло? В то время, когда я должен был лететь в Москву, где в торжественной обстановке меня бы чествовали, вручив банковский сертификат, врывается сумасшедший военный, и вот я здесь! И где мои бонусы? Кто о них теперь вспомнит? Чем дольше я здесь, тем меньше шансы их получить. Когда я по возвращении стану требовать свои премиальные, меня тут же спросят – а где ты был, когда их раздавали? Никто мне их не вернёт, – Лев Илларионович вздохнул так тоскливо, что Ларсу показалось: ещё мгновение, и он непременно расплачется.

– Деньги любите? – спросил Баррет.

– А кто же их не любит? Только не у всех эта любовь взаимная. Здесь всё как в жизни – опоздал на свидание, всё – поезд ушёл. Только если барышня вас, может, простит и подождёт, то деньги ждать не любят. Они тут же находят другую любовь.

– Мне вас искренне жаль, – произнёс Баррет. – Вы понесли убытки и не без нашей помощи. И как мне кажется, вы вправе требовать от нас компенсацию. Да, да, именно компенсацию. Это будет справедливо.

Лев Илларионович удивлённо взглянул на Ларса, Ларс важно кивнул, но Лев Илларионович всё равно не поверил и недоверчиво спросил:

– Это вы так шутите?

– Я похож на шутника? – ответил Баррет. – В исключительных случаях мир может быть справедливым. И мне доставляет истинное удовольствие продемонстрировать как исключительность момента, так и правоту собственных слов.

– Нил, о чём вы говорите? – Стокман сглотнул застрявший в горле ком и выдавил вымученную улыбку.

Баррет вдруг решительно оторвал кусок картона от конфетной коробки и быстрым росчерком написал на свободном месте вереницу цифр.

– Как вам такое предложение? И обратите внимание – это не в рублях, а в долларах.

Стокман отреагировал мгновенно:

– А почему не в ваших фунтах?

– Лев Илларионович, – опешил Баррет. – Вы ещё не знаете, что я попрошу взамен, а уже торгуетесь?

– Нил, я вижу – вы серьёзный человек, – усмехнулся Стокман. – Если ваша сумма будет в фунтах, вы можете просить всё, что угодно! А доллар? Он ведь ненадёжен. Он ничем не подкреплён. Это валюта доверия. Исчезнет в мире к нему доверие, и доллар превратится в бумагу. Я всё жду, когда это произойдёт, и стараюсь не иметь с ним дело. Так я исправляю знак доллара на фунт? А кстати, что вы хотели взамен?

– Для начала я хотел бы этой суммой излечить вас от ностальгии…

– Её уже нет! – встрепенулся Стокман.

– Что же касается моего предложения, то я озвучу его вам позже. Ничего особенного…

– Ничего особенного так дорого не стоит, – произнёс загадочно Лев Илларионович. – Но в любом случае вы можете на меня рассчитывать.

– Всего лишь консультация, связанная с вашей работой. Я высоко ценю ваши знания и готов хорошо платить.

– А вот это правильно! Давно пора понять, что самое ценное – это то, что нельзя пощупать руками. Итак, я вас слушаю.

– К этой теме, Лев Илларионович, мы вернёмся позже, – Баррет встал из-за стола и похлопал по плечу Ларса. – Мы уходим, а вам нужно подумать, свыкнуться с мыслью, что с такими деньгами вам в России больше делать нечего. Представляйте вашу будущую беззаботную жизнь. А как будете готовы, я навещу вас ещё раз.

На обратном пути, лихо уворачиваясь на узкой дороге от встречных машин, Ларс убеждённо произнёс:

– Сэр, теперь я понял, для чего вам нужен Стокман.

– Для чего?

– Всё дело в «Заразломной». Вы затеваете серьёзную игру. С русскими играть в такие игры очень небезопасно. Конечно, не мне вас учить…

– Вот и не учите, – оборвал его Баррет на полуслове. – Здесь вы ученик. Сейчас нам предстоит вояж на остров Вильгельма. Я свяжусь с майором Юнссоном, а вы узнайте, где можно раздобыть небольшую посудину, чтобы не бросалась в глаза и в тоже время не утопила нас по пути к острову. Подойдут рыбацкий бот или шхуна.

– Почему не вертолёт?

– Незаметно вертолётом не получится.

– Понимаю, мы будем следить за Катковым?

– Следить там есть кому. Мы лишь будем делать выводы.

17 августа 2020 г. Архипелаг Шпицберген, остров Вильгельма.

Пол под ногами крупно задрожал. Звонкой переливной трелью зазвенел ложкой стакан. Кирилл вскочил и успел его поймать, прежде чем он спрыгнул с тумбочки. Свет замерцал тусклыми искрами, а затем и вовсе погас. Стальные перекрытия над головой тонко застонали, откликнувшись на вздрогнувший многометровый груз грунта на своих плечах. Холм содрогнулся, передав вибрацию от вершины до основания, как голландский сыр, изрытую тоннелями.

– Что это?!

– Скоро пройдёт, – откликнулся их темноты Войтек. – Так уже было.

Поляк включил фонарь и, лавируя вдоль узкого прохода спального помещения, рванул к лестнице.

– Мосол говорил, что наш бункер переживёт даже ядерный удар, но я лучше пережду наверху.