Дмитрий Гарин - Время орка

— Да.

— Ага! — тут же радостно воскликнул Орвис. — Как я и говорил, душегуб и разбойник! Наверняка он сам и убил лорда Олдри! Твари! Все они до последнего!

— Нет, — сказал Ош, хоть в речи первосвященника и не было никакого вопроса.

— Дерзишь?! — Лицо Орвиса покраснело от гнева.

— Нет.

К своему удивлению, Ош отметил лёгкую улыбку, пробежавшую по лицу толстяка.

— И вы убили этих людей, не так ли? — продолжил сир Гарен.

— Да.

— Милорды, но они же… — хотел встрять в допрос Адам, но учитель удержал его, положив руку на плечо юноши и многозначительно покачав головой.

— Твои глаза такие с самого рождения? — неожиданно спросил невысокий человек, который, судя по всему, как и Локвуд, был ключником.

Ош едва вздрогнул от этого вопроса. Он не был готов к нему.

— С конца… прошлой весны.

— Любопытно… — задумчиво протянул ключник, разглядывая орка. — Я думал, что это врождённое…

— Слова древней клятвы, которые ты произнёс, — возвысил голос король, — шли ли они от твоего сердца?

— Да, ваше величество.

— Чёрное сердце орка! — вновь воскликнул Орвис. — Это святотатство!

— Король говорит! — напомнил сир Гарен.

— Ты представляешь вождя по имени Ургаш, который желает служить нам?

— Да, ваше величество.

Самому Ошу его ответ показался не слишком искренним. Не так чтобы Ургаш очень «желал» служить королю людей. Ош вообще до конца не понимал, почему жестокий и своенравный вождь согласился на всю эту авантюру.

В зал вошёл один из стражников и, придерживая меч за эфес, торопливо подошёл к сиру Гарену, шепнув ему на ухо несколько слов. В свою очередь рыцарь передал эти слова королю. На мгновение монарх нахмурился, потом кивнул.

— Приведите её, — коротко велел Серокрыл.

В коридоре послышалась какая-то возня, после чего в зал вошли трое стражников, а за ними — связанная, но упорно сопротивлявшаяся Зора.

— Пыталась проникнуть во дворец, забравшись по северной стене, — отрапортовал один из гвардейцев. — Ранила двоих наших, пока её не повязали, ваше величество.

— По северной стене? — удивлённо переспросил королевский ключник. — Надо же…

На лице Орвиса появилось выражение крайнего отвращения.

— Полукровка! — презрительно произнёс первосвященник. — Хуже, чем нелюдь! И в Тронном зале… Какая мерзость!

Тем временем Зору опустили на колени рядом с Ошем. Только это и смогло вывести орка из мрачного равновесия, которое он обрёл в камере смертников.

— Какого варга ты тут делаешь? — досадно прошептал он ей.

— Заткнись, — огрызнулась Зора.

Её губа была разбита, а над левым глазом виднелась свежая ссадина, вокруг которой стремительно разрастался тёмный синяк.

— Я готов явить свою волю, — произнёс король. — Есть ли что-то, что ты хотел бы сказать перед этим, орк?

Вот и всё. Ош понял, что сейчас всё решится. Он не боялся. Во всяком случае, не за себя.

— Да. Я полностью держу ответ за свои слова и деяния. Если на мою голову падёт суровая, но справедливая кара, я прошу ваше величество о снисхождении для виконта Адама Олдри, его учителя и моей соплеменницы, которую видите подле меня. Пусть моя чёрная кровь будет ценой их свободы.

— Это всё? — спросил король.

Сначала Ош хотел сказать, что это всё и он не смеет просить у короля большего, но вдруг вспомнил про своего сокамерника. Ему тоже можно было помочь. Пускай и такой горькой ценой.

— Нет. В камере, где меня держали, был один человек. Он назвался Вито. Что бы он ни сделал, я уверен, что он достаточно страдал за свои проступки. Я прошу позволить ему вновь увидеть солнечный свет.

— Он уже увидел солнечный свет. — При этих словах король как-то странно улыбнулся. — Этого человека казнили утром.

— Тогда это всё, — сказал Ош, бессильно опустив голову.

— Властью, данной мне Древними, милостью судьбы и волею народа, я, Конрад Второй, Серокрыл, прозванный также Молчаливым, отказываю тебе в твоей клятве. Ты не получишь ни звания королевского гвардейца, ни вассальных земель.

По худому лицу Якова Орвиса начала расплываться злорадная улыбка, но король продолжил:

— Однако знай, что твой глас был услышан.

Несколько пар глаз метнулись в сторону монарха. Среди них были и разноцветные глаза самого Оша.

— Тебе будет дарована грамота эмиссара, которая охранит тебя и твоих спутников от мечей наших воинов. Кроме того, ты получишь задание, исполнением которого докажешь свою преданность нашему престолу и своим словам. Ты согласен, орк?

Ош вспомнил рыцарей, благородно вступившихся за них на ристалище.

— Воля короля, — ответил он.

— Адам из дома Олдри, ты сохранишь титул и имя. Но твоим наказанием станут эти орки. Ты привёл их в наш дом, тебе и держать ответ за их деяния. Случись так, что они послужат верой и правдой, в этом будет твоя заслуга. Если же встанут они на путь зла и предательства, не найдётся такого места, где скроешься ты от гнева нашего Величества и всякого доброго человека.

— Воля короля, — согласился Адам, опустившись на одно колено.

Первосвященник отчаянно хотел возразить, но не посмел прервать речь правителя.

— Засим я объявляю этот суд закрытым, — молвил монарх. — Орки вернутся в тюрьму, чтобы покинуть город под покровом ночи. Людей же я более не задерживаю.

Стражники грубо подняли Оша и Зору с колен и сопроводили прочь из зала. За ними молчаливо последовал Адам в сопровождении верного ключника.

Юноша был погружён в свои мысли.

— Какого варга ты вообще полезла туда?

Ош кипел в негодовании. От его недавней холодной отрешённости и апатии не осталось и следа.

— А что мне было делать, Дурной ты Глаз?

— Уж точно не лезть спасать меня, дурёха!

В ожидании ночи, когда добрые люди столицы не смогут увидеть двух орков, покидающих город, Оша и Зору вернули в тюрьму, посадив в одну камеру.

— Да кому ты нужен, дурачина? — парировала Зора. — Ты думаешь, я за этим сюда явилась? Ургаш просто велел прикончить тебя, если люди попытаются дознаться, где наш лагерь!

В этом был смысл. Вождь действительно мог доверить такое дело только Зоре.

— Ладно, забыли, — выдохнул Ош, устало присев на пол. — Ночью в дорогу. Спать давай.

Эдуард занёс топор и опустил его тяжёлое лезвие на кусок бревна. Не выдержав удара, сухая древесина раскололась, издав характерный глухой хлопок. Привычное движение для каторжника, работавшего в шахтах два года.