Дмитрий Гарин - Время орка

Впереди было почти две сотни лиг. Недружелюбный, иссушенный солнцем путь, пролегавший по краю извилистой пропасти. Они шли в безмолвии, сберегая силы.

Несмотря на холодные месяцы, ещё недавно терзавшие их стужей и снегами, в этих местах было почти жарко. Восточные ветра несли с собой песок и жар пустыни, лежавшей за Трещиной. Летом это живительное тепло превращалось в губительные суховеи.

Эдуард знал, что сейчас было самое благоприятное время для путешествия по этим землям, и всё же его не оставляла тревога.

Возбуждение от подъёма по стене каньона отхлынуло, оставив горькое послевкусие в виде ноющих мышц и чувства близости собственной смерти. На этом фоне к Эдуарду вернулись воспоминания прошлой ночи.

Долгое время видения не посещали его, и юноша уже начал надеяться, что помешательство отступило в тот момент, когда проклятые тюремные шахты остались позади. Однако он ошибался.

То была последняя ночь, проведённая на родине. Когда уже начинало темнеть, беглецы укрылись под кривыми ветвями старого сикомора. Его высохшие, корявые корни переплелись со склоном оврага, образуя заманчивое укрытие для путника.

Родиной этих деревьев были тёплые земли Побережья. Эдуард даже немного удивился тому, что они встретили сикомор здесь, так далеко на севере. Посадил ли его какой-то заезжий купец, или тому было какое-то другое объяснение, но теперь вековое древо было безнадёжно мертво. Что не удалось холодам и вредителям, сделала молния, расщепившая узловатый ствол почти до самого основания.

Именно в основании этого иссохшего древесного скелета Эдуард вновь увидел отца.

Из сна его вырвал вкрадчивый шёпот и уже знакомый порыв ледяного ветра, который не раз сопровождал подобные события.

Откинув походный плащ, который использовался в качестве одеяла, юноша поднялся. Рядом тихо посапывал Трёхпалый. Несмотря на невероятно чуткий сон, вор не проснулся, словно чья-то воля заставила его остаться в мире ночных грёз. Огонь погас, но тусклого мерцания, исходившего от умирающих углей, хватило, чтобы Эдуард увидел, что на коряге у кострища кто-то сидит.

Тёмный силуэт был словно хрустальным. Воздушная плоть, из которой он был соткан, сливалась с окружавшей его ночью. Лишь глаза горели яркими огоньками. Они напоминали холодные звёзды, сияющие в ночном небе, но не освещающие мир.

Сначала Эдуард испугался, что услышит знакомый призрачный голос, но тишину ничто не нарушало. Пришелец даже не смотрел на него. Фигура просто сидела у потухшего кострища, словно ожидая чего-то. И это был его отец. Эдуард ясно почувствовал его.

Наутро он уже не мог сказать, был ли ночной гость явью, или его просто посетило тревожное сновидение. Дабы успокоить себя, Эдуард решил считать это сном и не говорить ничего Ярви. Однако вор сам спросил его, не заметил ли тот чего-то странного минувшей ночью. Юноша покачал головой, и тогда Трёхпалый указал на пару еле заметных следов, отпечатавшихся на присыпанной пеплом земле. Его недоумение можно было понять, ведь следы не только не принадлежали никому из них, они ниоткуда не начинались и никуда не вели.

Замечание спутника не на шутку встревожило Эдуарда. С одной стороны, получалось, что он не так уж и безумен, как полагал раньше. В то же время предположение, что всё, происходившее с ним, было реальностью, заставляло кровь стынуть в жилах.

В памяти тут же воскресло страшное воинство, шагавшее сквозь холодный туман навстречу злобному красному огоньку, горевшему вдали. Навстречу своей судьбе.

Эдуард стоял среди них. Он слышал их жуткие голоса. Кто они? Чего хотели? В чём был смысл видения? Показывало ли оно минувшее, настоящее или грядущее?

Неспокойные мысли терзали разум Эдуарда, пока ноги его монотонно шагали на юг. Смуглый напарник молча следовал за ним. Ярви вообще не любил, когда у него кто-нибудь околачивался за спиной.

Так прошёл первый день их заграничного путешествия. Один раз они видели на той стороне каньона всадников приграничного патруля, но те не особенно волновали их теперь. Здесь, за Трещиной кончалась королевская власть. Кроме того, от солдат их отделяла широкая пропасть, через которую едва могла бы перелететь даже стрела, выпущенная из лучшей крепостной баллисты.

Когда за горизонтом скрылось краснеющее солнце, а вокруг начала неудержимо разливаться прохладная степная ночь, путники стали присматривать место для привала. Идти в темноте было опасно. Здесь запросто можно было подвернуть ногу на шатком камне, сорваться в пропасть или вовсе наступить на одну из ядовитых змей, которые выходили охотиться по ночам.

К счастью, им скоро попалась подходящая ложбинка, прикрытая от ветра нависающим каменистым выступом. Старое кострище на дне указывало на то, что здесь уже когда-то останавливались. Но развести огонь оказалось не так-то просто. Здесь, к востоку от Трещины, почти не было дров.

Когда скромный костерок разгорелся, прогоняя прохладу и темноту, два уставших человека улеглись спать между ним и глухой каменной стеной, отражавшей тепло. Как и в древности, крохотный огонёк с готовностью стал скромным стражем, ограждавшим путников от опасностей и тревог степной ночи. Однако сегодня он оказался бессилен.

Как и прошлой ночью, Эдуард проснулся от навязчивого шёпота и ощущения чужого присутствия. Как и прошлой ночью, по ту сторону костра сидела тёмная фигура.

Незнакомец откинул капюшон просторных одежд, обнажая смуглую, почти чёрную в ночи голову. Эдуард подумал, что сейчас на него вновь посмотрят холодные звёзды, но в этот раз глаза пришельца оказались обычными, человеческими. Под ними белела такая же человеческая улыбка.

Покрывало Ярви взметнулось в воздух, словно его подхватил ветер. Эдуард не успел толком сообразить, что происходит, а вор уже стоял рядом с пришельцем. В руке Трёхпалого блестел нож, кончик которого упёрся в тёмную шею незнакомца.

— Я бы не советовал тебе этого, дахил, — сказал пришелец с сильным акцентом.

Ярви вглядывался в темноту вокруг костра пристальным и злым взглядом. Эдуард тут же понял, что ночь не была пуста. Она скрывала людей. И сейчас от них исходила почти осязаемая аура опасности.

Разбойники. Это было первое тревожное предположение, возникшее в голове Эдуарда. Впрочем, вряд ли. Им гораздо легче было бы умертвить своих жертв, пока те спали. Работорговцы? Это совсем другое дело.

В детстве он слышал истории о торговцах людьми. К востоку от Трещины это было не такой уж и редкостью. Позднее, попав в шахты Гнезда Олофа, он узнал, что рабом можно стать и у себя на родине.

Эдуард был уверен, что никогда не встречал этого темнокожего человека раньше. В то же время тот смотрел на него так, словно они уже были когда-то знакомы. Во всяком случае, у Эдуарда возникло такое ощущение.