Оливер Боуден - Assassin's Creed. Единство

– Вы ведь из-за этого желали меня видеть? – осторожно спросила я, вдруг почувствовав себя менее уверенной.

– Да. Такую причину я назвала Жюдит. – Мадам Левен наклонилась. Заскрипел выдвигаемый ящик. – Но был и другой повод, – добавила она.

Я похолодела.

– И что же это за повод, мадам? – едва осмеливаясь говорить, спросила я.

– Вот он, – ответила директриса, выкладывая на стол…

Мой дневник. У меня перехватило дыхание, а пальцы сжались в кулаки.

– Вы… – Не в силах продолжать, выдавила из себя я. – Вы…

Она нацелила в меня свой дрожащий костлявый палец. Ее глаза сверкнули, голос зазвучал громче, выплескивая накопившийся в ней гнев, по своей силе сопоставимый с моим.

– Нечего разыгрывать передо мной жертву, мадемуазель. Особенно после того, о чем я прочитала.

Указующий перст ткнул в обложку моего дневника. Такая знакомая, здесь, на столе директрисы, она выглядела более чем странно. Страницы дневника хранили мои самые сокровенные мысли. Я прятала дневник под матрасом. И теперь это хранилище моих тайн и чаяний находилось в руках моего злейшего врага.

Я старалась дышать ровно. Мои плечи вздымались и опадали, а пальцы, вторя им, сжимались и разжимались.

– Сколько… сколько вы успели прочитать? – сбивчивым голосом спросила я.

– Достаточно, чтобы узнать о ваших намерениях шантажировать меня, – лаконично ответила директриса. – Не больше и не меньше.

Даже в пылу гнева я понимала всю иронию нашего положения. Мы обе оказались пойманными. Застрявшими между стыдом собственных поступков и гневом на то, как противоположная сторона обошлась с нами. Во мне так и бурлила мощная смесь ярости, вины и откровенной ненависти. Мысленно я видела, как подскакиваю к директрисе, хватаю ее за горло, а она таращится на меня выпученными глазами из-под круглых очков…

В действительности я лишь смотрела на нее, едва понимая смысл происходящего.

– Откуда… вы узнали?

– Я видела вас, Элиза Де Ла Серр. Я видела вас с тот вечер прячущейся возле хижины. Видела, что вы шпионите за мной и Жаком. И тогда я подумала, что ваш дневник может просветить меня по поводу ваших намерений. Моя догадка оказалась верной. Мадемуазель Де Ла Серр, вы будете отрицать, что собирались шантажировать меня? Шантажировать директрису вашей школы? – спросила она, и ее лицо стало еще краснее.

Но и у меня были причины для ярости.

– Непростительно читать чужие дневники, – выплеснула я.

– Непростительно то, что вы намеревались сделать! – почти закричала директриса. – Прибегнуть к шантажу!

Она выплюнула это слово, будто до сих пор не могла поверить в мои замыслы или вообще впервые слышала о подобных вещах.

– Я не собиралась причинять вам вред, – торопливо объясняла я. – Я увидела средство для достижения цели.

– Думаю, Элиза Де Ла Серр, вас тешили мысли о задуманном. – Директриса потрясла в воздухе моим дневником. – Теперь я точно знаю, какого мнения вы были обо мне. Что ни страница – то поток вашей ненависти… нет, даже хуже… вашего презрения.

– Разве вас это удивляет? – спросила я, дерзко передернув плечами. – И потом, разве вы не питаете ненависти ко мне?

– Глупая вы девчонка, – сердито ответила директриса. – У меня нет ни капли ненависти к вам. Будучи вашей директрисой, я забочусь лишь о вашем благополучии. И к вашему сведению, у меня нет обыкновения подслушивать под дверью.

Я недоверчиво посмотрела на нее:

– Мне тогда показалось, что мысль о моем грядущем наказании изрядно вас порадовала.

Мадам Левен опустила глаза:

– Сгоряча мы все произносим слова, которых не следовало бы говорить. Я сожалею о содеянном. И хотя вы не являетесь моей любимой ученицей, я по-прежнему остаюсь вашей директрисой. Вашей попечительницей. Что касается лично вас, вы попали ко мне еще довольно маленькой девочкой, не успевшей оправиться от тяжелейшего душевного потрясения – потери матери. Вы нуждались в особом внимании. Увы, мои попытки вам помочь скоро приняли облик битвы характеров. Думаю, меня это не должно было удивлять. Как и подозрения об испытываемой вами ко мне неприязни. Правда, тогда вы были на десять лет младше. Но сейчас, Элиза, вы взрослая девушка и должны бы понимать, что к чему. Я прочла из вашего дневника не больше, чем требовалось для установления вашей вины. Однако я прочла достаточно и теперь знаю: ваше будущее лежит совсем в ином направлении, чем будущее большинства здешних учениц. Это меня радует. Никого, кто обладает вашим духом, нельзя принуждать к жизни обычной придворной дамы.

Я едва верила своим ушам. Директриса сделала паузу, подождав, пока сказанное осядет в моем мозгу. Когда она заговорила снова, ее голос зазвучал мягче.

– Мы обе оказались в непростом положении, ибо обе совершили нечто ужасное, и каждая из нас может оказать другой столь желанную услугу. Мне от вас требуется молчание о том, что вы видели, а вам от меня – письмо к отцу.

Она пододвинула дневник ко мне:

– Я напишу такое письмо. Я солгу ради вас. Вашему отцу я сообщу, что часть выпускного года вы проведете в Лондоне, где сможете заняться тем, что важно для вас. И когда вы устраните причину, побуждающую вас туда ехать, я уверена, что ко мне вернется совсем другая Элиза Де Ла Серр. Она сохранит дух той десятилетней девочки, но расстанется с детским упрямством и сумасбродством.

Директриса пообещала, что к концу дня письмо будет готово. Я встала. У меня подкашивались ноги, а голова шла кругом. Возле двери мадам Левен окликнула меня:

– И еще одно, Элиза. Жак не мой любовник. Он – мой сын.

Сомневаюсь, чтобы мама сейчас была мной очень горда.

Нынче я далеко от Сен-Сира. Два последних дня были весьма суматошными. Эти строки я пишу в…

Впрочем, давайте не будем забегать вперед. Начну с того момента, когда карета увозила меня из ненавистного Le Palais de la Misère . Я не оглядывалась назад. Подруг у меня не было, и потому никто не желал мне счастливого пути. И конечно же, мадам Левен не стояла на крыльце, махая платочком. Была лишь карета, увозившая меня и мой чемодан, привязанный на крыше.

– Вот мы и на месте, – сказал кучер, когда наш экипаж подкатил к причалам гавани Кале.

Время было позднее. За мощеными проездами гавани плескалось темное море. От него исходило странное мерцание. Покачивались мачты кораблей, стоявших на якоре. Над головой кричали чайки. Местная публика курсировала между тавернами. Вечер был в полном разгаре. Вокруг царило шумное, грубое веселье. Кучер неодобрительно огляделся по сторонам, затем встал на подножку, отвязывая мой чемодан. Когда же он открыл дверцу, у бедняги округлились глаза. К нему в карету садилась совсем другая девушка.