Сергей Вольнов - Шифр отчуждения

С неимоверным трудом, но мне это удалось, я залез внутрь, а зомбака утащили цепкие лапы аврального урагана. Однако это еще не все — надо блокировать проход… К горлу подступила тошнота, глазные яблоки вот-вот лопнут от давления, уши будто прокалываются иглами… Знакомые симптомы — через мгновения накатит кошмарная головная боль, от которой я скорее всего отключусь. Надо успеть… Увидел, что возле стены лежит деревянная панель, если не развалится, то сгодится, чтобы заслонить проем. Простреленная нога онемела, и я перестал ее чувствовать, обессиленно распластавшись на полу. Нет, нет, только не это… Попытался пошевелиться, но сознание все глубже проваливалось в небытие…

Еще не унесенные ветром зомби, даром что мертвые, улетать не собирались и драпали сюда же, в здание, спасаясь от буйствующей атмосферы. У меня не было времени по ним стрелять. Героическим усилием добрался, подтянул плиту и приставил к проему — не знаю, как мне это удалось! Кто-то из гадов подоспел и врезался в нее с той стороны. Но я стоял, а точнее, полусидел, привалив собой панель, насмерть. Услышал страшный шум — то ли оттуда, извне, то ли в своей голове, не сдержался и залил штанины блевотиной… В преграду больше не ломились, всех унесло.

Живой без всякого «бы» и от Аврала спрятался. В который раз уцелел.

У-уф, наконец и я могу спокойно провалиться в забытье.

Живу — значит иду дальше.

…Мое странствие вокруг барьера приближалось к тому, с чего началось. Понадобилось почти полгода. Я прошел весь путь по кругу и вернулся назад. Правда, там, куда я вернулся и откуда выступал в этот кольцевой поход, уже и в помине не сохранилось никакого пионерлагеря.

В этой ходке я проводил последний год века, в котором родился, и встретил первую весну века нового. До сияющего «полдня» двадцать второго я дотяну навряд ли, но рассвет его застал. В дороге, как положено.

После кольцевого рейда самые худшие опасения подтвердились — никакого видимого прохода сквозь барьер не было. Я напрасно проделал весь этот маршрут.

Наверху сгрудились комки туч. Из глубин небесной бездны доносились раскаты грома. На деревьях показалась первая листва. Снег растаял, дни становились теплее. «Межвековая» зима позади, наступил апрель.

Апрель первого года двадцать второго века. А я все хожу вокруг да около, так и не найдя ключа, чтобы попасть внутрь. Пробраться за силовую стену, непреодолимой завесой оградившую нужные мне секреты Отчуждения.

Что теперь делать, я не знал. И я, наконец выбрав, оформил решение и пошел своей дорогой.

То есть — буквально своей. Не той, что подсказывал мне внутренний голос. Не той мифической, ведущей на заветный четвертый уровень, которую я так долго искал, обойдя пропасть по кругу.

Просто дорогой.

По обеим сторонам от нее высились серые бетонные здания.

На пути густо располагались различные аномальные изменения. Привычная в принципе картина мира.

Не бросаться же в отчаянии на треклятую стену, чтобы сгореть в безжалостном пламени, за которым, словно поддразнивая, скрывается внизу продолжение?..

Отчуждение угрожающе нестабильно по всей территории, и особенно в глубине, где последнее время обретался и я. Какие-то локации могли полностью исчезать, заменяясь другими, и потом появляться в другом месте — или не появляться. Либо кусочки соединялись между собой, образовывая новые сегменты. Либо какие-то места могли «закрыться» по неясным причинам, сделавшись недоступными из-за того, что все проходы снаружи заполнялись аномалиями, но и открыться потом могли так же внезапно. Целая галерея всяческих «либо», хоть научный труд по ним пиши. Все это я выяснял опытным путем.

Да, не раз приходилось заходить на локальные территории, где уже бывал прежде, и обнаруживать, что все в очередной раз перетасовано. Менялось безостановочно и хаотично, как в конструкторе или в игровом редакторе. Можно было легко заблудиться или вообще сгинуть бесследно, раствориться в этом лабиринте.

Немного помогало то, что я рисовал карту. Помогало скорее психологически — кропотливое отображение пройденного за годы маршрута подсознательно вселяло надежду, что я смогу вернуться, найти дорогу назад. На деле же карта в постоянно меняющемся окружении если и была полезна, то совсем недолгий срок: не успеешь опомниться, бах — и снова все кверху ногами.

Но я вопреки всему последовательно отображал все, что проходил: к примеру, поляну, а если с нее меня вдруг выкидывало в овраг посреди леса, я рисовал значок (#), означающий портал по моей системе знаков, и дальше схематично изображал уже лес. Хотя без учета телепортирующей изменки эту поляну и овраг могли разделять километры пространства.

Постоянные перебрасывания туда-сюда во времени и пространстве изрядно затянули поход вокруг барьера по биологическому субъективному времени. Как-то раз меня вообще перенесло на самую стартовую линию — на «нулевой» уровень, и я увидел перед собой, буквально шагах в десяти, внешний вал, границу Отчуждения изнутри. Правда, всего на пару секунд — потом меня опять телепортировало.

Я еще долго не отпускал из сознания мысль о том, что мог бы успеть выскочить. Вовне, в мой старый добрый мир… Хотя не было уверенности, что бетонный вал тот же самый. Может, просто похожее место. Может, там меня ждала ловушка. Но я все равно корил себя, что задержался на решающую секунду, не веря своим глазам.

Только спустя долгое время смирился, что все равно не успел бы. Это была обманка, специально подстроенная иллюзия.

Реально — ни малейшего шанса.

Ага, так ОНО меня и выпустило бы…

А еще иногда приходилось самому отклоняться с окружности в поисках жизненно необходимых припасов. Ну и общее для этих краев правило — не ходить прямыми векторами. Смертельные аномалии и монстры не позволяли этого делать, заставляя тратить время на поиск обходных троп.

Так вот и шел — с середины осени до середины весны. Из века в век по ходу перебрался. Но не через барьер…

За это время многое во мне самом успело перемениться. Когда я делал примечания к карте, то обнаружил, что стал забывать, как пишутся некоторые слова. Внутренние диалоги я сам с собой и воображаемыми друзьями уже не вел — незачем терять время и допускать всякие лишние затраты энергии.

И вот он, апрель, явился. Я смог встретить его живым. Дождался все-таки… Как там пелось? Лишь в груди горит звезда. Действительно, теперь ночью я могу видеть звезды. Звезда живет очень долго, по человеческим меркам невероятно много, почти бесконечно. Что бы там и тут ни творилось вокруг, что-то проходит, что-то появляется, а она горит и горит. Пока саму ее не позовет вечность — ничто во вселенной не сможет просто так звезду погасить.