Ольга Карелина - Иеремиевы огни (СИ)

Следующее бесконечное количество времени Аспитис жил исключительно на этом постулате, потому что в окутавшей его душной пустоте больше не за что было хвататься. Он даже не заметил, как вслед за этим убеждением вновь стали приходить воспоминания. У ранее всплывших утопленников вдруг обнажалась суть, ослепительным сиянием вырывалась на волю из клетки мёртвого тела, превращаясь в птицу с огромными крыльями — и ими же гнала, гнала тьму, объясняя Аспитису, почему он смог когда-то всё это пережить.

Например, ему вспомнилось, что на следующий день после нападения Эдриана он так и не дошёл до школы. Изувеченное тело подвело его на самом пустынном отрезке дороги между домом и зданием школы — и Аспитис повалился на траву, понимая, что не может не то что идти — дышать, потому что в горле стояла кровь. Доставлять брату радость своей кончиной от его руки не хотелось, но Аспитис был уже неспособен сопротивляться. Сквозь подступающее безразличие он увидел летящего к нему ангела, потом его как будто подхватили мягкие белые крылья, мелькнули внимательные и сочувственные ярко-голубые глаза — и вместо смерти Аспитис погрузился в сон.

Очнулся он почти что на больничной койке — рядом стояли, разглядывая его и улыбаясь, двое артау — мужчина и женщина. Вопреки ожиданиям, пахло вокруг не больницей, а чем-то травяным, успокоительным и уютным.

Они залатали его: вправили вывихнутые кости, склеили рёбра, зашили пробитые лёгкие, обработали заживляющим бальзамом синяки и гематомы и даже не представились. Только женщина заговорщицки подмигнула и сунула в руку какую-то распечатку, в которой вроде бы знакомые буквы складывались в совершенно незнакомые слова.

— Прибереги это до тех пор, пока не найдёшь хорошего врача, которому будешь доверять, — шепнула Аспитису женщина. — Ты особенный мальчик. Но всем подряд об этом знать не стоит.

Её лицо потом Аспитис увидел у Розы — но не вспомнил, потому что с концами похоронил свои воспоминания до появления Квазара, оставив лишь ведущие его по жизни чувства. А теперь вот вспомнил. Что же это — судьба?

С Квазаром, кстати, тоже всё оказалось не окончательно. Кольца сжимающей его личность змеи ослабли, и перед внутренним взором Аспитиса встало продолжение той их первой серьёзной ссоры. Квазар нашёл его вместе с Артуром — чтобы извиниться. За год привыкший к тому, что суровый телохранитель отца даже перед президентом не опускается до извинений, лишь отрешённо кивает, скрывая плещущееся на дне глаз-колодцев презрение, Аспитис сначала не поверил своим ушам и чуть ли не принял это за изощрённое издевательство. Но Квазар повторил слово «прости» ещё дважды, глядя виновато и с досадой на самого себя, и Аспитис наконец его услышал. Конечно, старший друг не считал его неспособным справиться с собственными проблемами. Это просто взыграло обострённое чувство справедливости и желание поставить кое-кого на место, чтобы перестал мнить о себе слишком много. Хотя, разумеется, Аспитису тоже стоило бы поберечь свой упрямый лоб и хоть иногда принимать помощь.

Примерно тогда Аспитис и научился верить. Постепенно выкинул из сердца предателя-брата и равнодушного отца, и даже собственная ничтожность в одной из самых великих семей их материка более не беспокоила его.

Пока, само собой, в рядах МД не началось брожение и он не загорелся идеей помочь им встать с колен…

Но это было очень давно. Здесь, в настоящем, куда Аспитис потихоньку выныривал, была стихающая боль и два сменяющих друг друга лица: та девушка, появляющаяся со шприцом, в котором замерла жидкость цвета венозной крови, так не сочетающаяся с её светящимися теплом глазами, и седой сильвис, дразняще знакомый, необъяснимо опасный — после каждого его очерчивания в проступающей цветом черноте Аспитиса охватывал замораживающий сердце холод и опять хотелось наплевать на всё и сдохнуть.

А потом, в один плохо осознаваемый момент за сильвисом мелькнула рассветноволосая медсестра с искажённым в немом крайнем сосредоточении лицом, что-то глухо звякнуло, грохнуло — и Аспитис рывком пришёл в себя, открывая глаза.

Ночь, в которую Анжела впервые в своей жизни вживую увидела обоих мировых лидеров, выдалась для них с Гери донельзя суматошной. Они только-только легли спать после суточной смены — с прошедшим «большим походом» на север в их маленьком госпитале в горах Гадюки ощутимо прибавилось раненых, причём в том числе и со стороны «Аркана» — и были подняты почти что по тревоге. Ворвавшийся в их крохотную комнатку отдыха немолодой солдат, судя по нашивкам — от МД, в трёх словах велел собираться и максимум через пять минут быть на улице. Под ворчания Гери, яркой сильвиссы-блондинки, всегда ухоженной и даже на войне выглядящей словно сошедшей с журнальной обложки, а сейчас, соответственно, не успевающей нанести нормально даже лёгкий макияж, Анжела покидала в общую сумку и её, и свои вещи, прихватила очередной, ещё пока целой, резинкой вечно непослушные светло-рыжие волосы, вычёсывать которые не было совершенно никакого времени, и, схватив за руку как раз подкрашивающую свои огромные синие глаза подругу, поспешила на первый этаж.

Бурлил весь госпиталь, но особого засилья лишних, незнакомых, солдат не наблюдалось, и можно было сделать вывод, что чего-то совсем уж катастрофического не случилось — как минимум у них. Анжела и Гери вылетели на улицу, к уже стоящим под козырьком подъезда ещё трём коллегам-медсёстрам и двум врачам, возле которых нетерпеливо топтался тот самый эмдэшник-тамас, разбудивший их, и немедленно получили от него резкий упрёк:

— Ещё дольше бы паковались!.. Все за мной, не отставать, не теряться!

— А куда хоть? — с зевком спросила Гери, но вопрос остался без ответа: тамас уже чуть ли не рысью двинулся прочь от больницы куда-то вглубь их ранее никому не интересной союзной ставки.

Потом был большой чёрный вертолёт с эмблемой МД по бокам, куда загрузили всех семерых медработников, и недолгий полёт над горами. Гери, обладающая железными нервами, почти сразу уснула на плече Анжелы, хорони же чутко прислушивалась к разговорам среди коллег и пилота с их сопровождающим. Раз опять разрешили полёты, как минимум с этой части Севера Азата выкурили, но что такое случилось там, у Северо-Западного побережья, что им не хватило собственных врачей?

Солдаты МД, однако, не позволили себе ни одного лишнего слова, да и врачи, как выяснилось, не были в курсе происходящего. Анжелу всегда немного раздражало это отношение военных к гражданским, преимущественно свойственное именно эмдэшникам — без приказа свыше они полагали даже трудящихся на их благо врачей кем-то низшим и недостойным внимания. Гэшээровцы были ощутимо добрее. Жаль, что их везли не они.