Николай Шмелёв - Безмолвие полной Луны (СИ)

— Да нет, — растерянно ответил Фёдор. — Завались, как и везде… Я просто наперёд мыслю…

— А-а-а, — примирительно промычал Ворон. — Ну, это другое дело…

— Кстати, — добавил Мастодонт к сказанному. — Нам нужна вовсе не зелень. В дело пойдут старые сухие стебли. Молодая поросль пойдёт на перевязку: канаты, канатики, жгуты и прочие растительные верёвки. Свои беречь надо…

— Когда будем переплавляться — ночью? — осведомился Лис.

— Ты что думаешь — при дневном освещении по тебе стрелять начнут? — насмешливо ответил Фёдор.

На берегу реки кипела работа. Кто плёл канаты, кто вил верёвки, но основная масса работников сносила к месту строительства рубленный сухой тростник. Кто с большими связками, кто с охапками тростника, а кое-кто, просто откровенно филонил.

— Как на плантациях конопли, — мрачно сказал Ворон, глядя на заготовщиков сырья, не забыв при этом усмехнуться.

— Вот-вот, — поддакнул Лис, кидая на песок очередную связку сушняка. — Лучше бы этот тростник был сахарный. Нагнали бы рому…

Бегемот, кряхтя под грузом, согласился:

— На такой воде, из этой реки — в самый раз.

После нескольких часов работы, стало ясно, что такая утлая посудина всех не выдержит. Пришлось Ворону подключать к делу воспоминания и выковыривать из памяти прецеденты. Тут его осенило и он бросился к своему рюкзаку. Достав из него лёгкую, но толстую целлофановую палатку, он удовлетворённо покачал головой. Набив внутренности палатки тростником, Ворон связал оба конца верёвками: и тот, где отверстие, и перёд импровизированной лодки, чтобы она была похожа именно на лодку, а не на бесформенный плот. Вёсла Вова изготовил из пластиковых бутылок, которые пришлось освободить от содержимого. Первые испытания прошли настолько успешно, что первоначальный проект все единодушно отвергли, к тому же он имел весьма сырой вид и требовал серьёзной доработки. Как тростник без целлофана поведёт себя на воде, никто не мог предположить и про «Ра 3» сталкеры тут же постарались забыть. Что значат несколько часов бессмысленной работы, по сравнению с вечностью? Команда решительно встала на философские рельсы и в изделие полетела спичка.

— Зачем? — попытался заступиться за народное творение Кот. — Стояла бы здесь, как памятник.

— Вот именно! — резко оборвал его Чингачгук. — Потом в нас все сталкеры стали бы пальцами тыкать…

Народ попытался избавиться от содержимого пластиковых бутылок, с намерением сконструировать из них вёсла, но Шмель вовремя остановил эти действия, в результате которых экспедиция могла временно остаться без надлежащей тары.

— Вёсла будем изготавливать плетёные — из тростника, — пояснил он команде суть вещей. — Как из ивы корзины плетут.

Через некоторое время к Шмелю подошёл Крот и сказал, протягивая на досмотр и утверждение корявое изделие:

— Как решето.

— Натяни на них маленькие целлофановые пакетики, придурок…

Жук критически осмотрел произведения рук человеческих и задумчиво сказал:

— Один раз я видел, как спортсмены через реку переправлялись.

— Какие? — недоверчиво спросил Крот.

— Теннисисты.

— Кто?!

— Игроки в настольный теннис.

— С чего это ты взял? — уставился на него товарищ.

— Потому что, Витюша, они ракетками гребли, для игры в этот вид спорта.

— Это вёсла такие, придурок! — обиделся на шутку Крот. — И вообще — греби, хоть сапёрной лопаткой…

В опустившемся на воду вечернем тумане, один за другим таяли силуэты гребцов. Кроме незлобивого мата ничего не нарушало романтическую идиллию переправы. Другой берег скрывал белый покров, плотной стеной висевший над водой и, если бы не малая ширина водоёма, с его течением, по которому можно ориентироваться при выборе направления движения, то немудрено было бы заплутать… Постепенно, последний десантник растворился в атмосферном явлении…

Жёлтое солнце печальным призраком вставало над зловещим горизонтом. Кроваво-красное зарево распространилось на всё небо, революционным стягом зовущее к бессмысленным победам. Наспех разведённый костерок с натугой пыхтел, шипя полу-сырыми дровами. Противный сизый дымок витал над поляной, постоянно пытаясь залезть в самую душу, если учесть тот момент, что глаза — её зеркало. Души слезились, народ чертыхался, а вода постепенно закипала. От болотной воды чай имел противный привкус и Ворон мечтательно вздохнул:

— Эх, сейчас бы «Чёрного дракона» хлебнуть…

— Нашёл о чём мечтать, — проворчал Шмель. — Одна цена в тысячу баксов за маленькую пачужку отобьёт всю охоту к чаепитию.

— При чём тут деньги? Главное — вкус.

— Ни чего себе — при чём!

— Я имел ввиду халяву, — пояснил Ворон, морщась от болотного напитка. — Вкус там, наверное, отменный.

— Это как сказать, — возразил Шмель. — Тебе может и не понравиться. У китайцев собственный взгляд на чайные церемонии и продукты к ним. Во всяком случае, вкус может оказаться специфическим. Даже очень. Хотя бы один способ приготовления «Чёрного дракона» говорит об этом.

— Это какой? — вмешался Лис.

— Первую заварку выливают, на фиг, а для меня она самая главная. Единственная! А вот оставшиеся «нифеля» — на фиг. Не существует для меня второй заварки…

— Да, — согласился Бегемот. — Наши люди не оценят вторичной переработки. Воспитанные на перваче…

— Робко жмутся к душистой браге! — засмеялся Чингачгук.

Крот отхлебнул чай из своей кружки и сказал:

— Не понимаю — в чём сыр-бор? Чай как чай.

— Действительно, — подтвердил Жук, попивая свой напиток.

— Да вам всё едино, — махнул на них рукой Кот. — Вы никогда не были настоящими гурманами. Даже коньяк солёными огурцами закусываете.

— Давно ли ты пивал настоящий коньяк? — возразил Крот, скривив губы в презрительной ухмылке. — Такой стоит бешеных денег, а тот, что предлагается в ассортименте наших магазинов, не грех и селёдкой заедать.

— Закусывать, — поправил его Жук.

— Нет, вот именно — заедать! — не согласился оппонент. — Чтобы отбить непонятный привкус…

— А-а-а, — равнодушно отстал от него товарищ и вернулся к процедуре чаепития.

В процессе завтрака, только Лариса не ограничилась горячей водичкой сомнительного качества, а, как истинная леди, извлекла из рюкзака горсть леденцов и расписную коробку печенья. Цветастая упаковка вызвала в памяти Шмеля далёкие советские годы, когда пищевая промышленность не баловала своих потенциальных клиентов излишним рукоделием. Чужих — тоже. Упаковка имела бледный, невзрачный вид, во всяком случае, по сравнению с такими же зарубежными аналогами. Указывая рукой на коробку печенья, он рассказал товарищам забавную зарисовку из советского прошлого. Начал он не спеша, почти смакуя каждое слово: