Александр Пономарёв - Ликвидатор. Тени прошлого

Слева от него безучастно стоял дирижёр. Его чёрные глаза подёрнулись поволокой, грубое лицо обмякло, из приоткрытого рта тянулась тонкая ниточка слюны. Судя по всему, сознание мутанта сейчас находилось далеко отсюда. Справа, подогнув под себя ноги, сидели мальчишки, ради которых мы шли сюда. Их лица были белее мела, глаза закатились. Похоже, они, как и дирижёр, только физически присутствовали здесь, а мыслями находились в другом месте.

Один из фанатиков сорвал с меня противогаз, бросил на пол и вернулся к своим. («Монументовцы» топтались позади нас, бряцая оружием и хрипло втягивая насыщенный озоном воздух сквозь узкие щели угловатых респираторов). Стеклянная маска моего «намордника» негромко стукнулась о бетон, покачалась из стороны в сторону и замерла прозрачной скорлупой.

Человек возле пульта оглянулся на стук. На усталом лице учёного появилась улыбка, но стальные глаза веяли холодом. Старик провёл пальцами правой руки по пшеничным усам, заговорил, немного растягивая слова:

– Наконец-то мы с вами встретились, Сергей.

У меня глаза стали округлились от удивления:

– Кто вы? Откуда меня знаете?

Человек в халате проигнорировал мои вопросы, снова растянул губы в похожей на оскал улыбке:

– Признаюсь, вы доставили немало хлопот, прежде чем я смог привести вас сюда. Не сам, конечно, с помощью вашего отца.

– Кого? Моего отца? Он жив? Где он?

– Тихо, тихо. Не так сразу. – Учёный посмотрел поверх моей головы, насупил брови, наморщил лоб. Лампочки на «шляпке гриба» ярко засветились. Один из фанатиков, словно марионетка, подошёл к гудящему кубу, вытащил из-за него круглый стул с гнутой низкой спинкой из хромированной трубы, принёс его учёному, с грохотом поставил на пол.

«Монументовец» ещё топал в стиле а-ля Буратино к своим коллегам, а старик уже придвинул стул к себе и сел на него с видом победителя.

– Меня зовут профессор Журавлёв. Я работал с вашим отцом, пока он не наделал глупостей, пытаясь уничтожить труд всей моей жизни. Пришлось принять меры.

– Что вы с ним сделали? Где он?

– Ай-яй-яй, Серёжа, – покачал головой Журавлёв. – Разве мама вам не говорила, что старших перебивать нехорошо? Ах, впрочем, о чём это я? – Он театрально всплеснул руками. – У безотцовщины ведь всегда проблемы с воспитанием.

Я скрипнул зубами от злости. В душе всколыхнулось желание схватить старикана за грудки, вытряхнуть из него всю правду и воздать по заслугам. Однако я быстро взял себя в руки: «Чего зря распыляться перед этой самодовольной рожей? Всё равно ничего ему не сделать, пока стою на коленях в окружении «монументовцев». Он это прекрасно знает и специально провоцирует, хочет удовольствие получить, глядя на мои потуги дать ему в морду. А вот хрен тебе, вша лабораторная, фиг ты от меня такой реакции дождёшься – сейчас, по крайней мере. Рано или поздно твои шестёрки поставят меня на ноги, вот тогда и посмотрим, «кто есть ху».

Журавлёв догадался, о чём я подумал. Может, прочитал по лицу, или эта странная шапочка помогла понять ход моих мыслей. Он состроил злобную гримасу, наклонился ко мне, обдав запахом застарелого пота:

– Что, щенок, решил героя из себя состроить? Ну-ну! Твой папашка тоже геройствовал, пока не превратился вот в это, – Журавлёв пальцем указал на дирижёра. – Не веришь? Так я тебе докажу.

Он сунул руку за спину, щёлкнул переключателем, огоньки в трубочках шапки побежали быстрее, а лампочки, наоборот, заметно потускнели. Дирижёр как будто ожил, лицо его обрело осмысленное выражение, губы сжались, глаза полыхнули тёмным огнём. Мутант посмотрел на меня, выставил правую руку вперёд, растопырил пальцы, а потом качнулся, словно хотел сделать шаг. И сразу по голове моей будто молотом ударили, в ушах зазвенело, в глазах задвоилось. Липкий ком горячей кислятины подкатил к горлу, обжигая пищевод, стукнулся в зубы, отхлынул обратно и камнем бухнулся на дно желудка.

Тем временем глаза дирижёра превратились в бездонные колодцы с тлеющими на дне багровыми углями. Я чувствовал, как от этого взгляда что-то меняется у меня в голове. Как будто кора головного мозга вдруг расправилась, стала на миг гладкой, как скатерть, а потом в ней образовались новые извилины, гораздо глубже и круче изогнутые.

Атака дирижёра внезапно кончилась. Цепкие пальцы охранников разжались, и я рухнул на пол почти без чувств.

– Ну как? – голос Журавлёва долетал до меня издалека, словно с того берега скрытой за туманом реки. – Понравилось? Судя по твоему мычанию – не очень. Это хорошо. Всё в жизни зависит от нас. Сделай, что я хочу, – и ты свободен. От тебя не потребуется ничего особенного. Просто подойди к пульту, нажми несколько кнопок – и всё. Помоги мне, и я отпущу тебя и твоих друзей.

– Каких друзей? – заикаясь, промычал я. – Эти двое – случайные попутчики. Я встретил их около станции.

Журавлёв зацокал, качая головой.

– А вот это ты зря, Серёженька. Думаешь, я не знаю, кто привёл вас сюда? Ведь это я помог сбежать этой девке из лаборатории. Я подстроил так, чтобы никто её не заметил, и подсказал ей верный путь за пределы ЧАЭС. И карликов к ней привёл тоже я. Пока я занимался этой дурочкой, вот он, – Журавлёв показал на дирижёра (тот снова впал в состояние сна), – вёл тебя, как пастух, оберегал от зомби и мутантов, следил, чтоб ты не вляпался в аномалии по дороге.

Я уже почти оклемался. Голова не кружилась, тысячи острых иголок перестали колоть мозг. Мышцы, хоть и были ещё ватными, уже не дрожали и могли выдержать вес моего тела. Я осторожно скосил глаза в сторону. Настя и Драгин пребывали в прострации. Видимо, Журавлёв вывел их из игры с помощью своей чудодейственной шляпы.

– Столько трудов ради одного интервью? – просипел я, медленно поднимаясь с пола. – Да ты зазвездил, папаша. – Я хрипло рассмеялся, выпрямился, пошатываясь, во весь рост.

– Нет, всё гораздо прозаичнее. Ты просто отмычка, Серёжа, так что не льсти себе. Видишь ли, когда в далёком восемьдесят шестом случилась авария, нас выбросило в иную реальность. Мы долго пытались найти дорогу домой и, наконец, нам удалось установить мост между мирами. Как же мы удивились, когда узнали, что время в наших мирах идёт по-разному. У нас здесь прошло пять лет, а у вас двадцать. Потом мы долго экспериментировали со временем, пробовали повернуть его вспять. Кое-что получалось, особенно у него, – профессор кивнул на дирижёра (никак не могу назвать его отцом). – Вроде бы даже научились синхронизировать временные потоки наших миров, но потом они опять разошлись, правда, не так сильно, как раньше. Сейчас наш год примерно равен двум вашим.

Мозаика в моей голове начала складываться воедино. Теперь я понял, как Драгин умудрился провалиться во времени и почему Насте всего двадцать лет, а не сорок, если учесть, что на момент аварии ей было не больше десяти, ну или около того. Оставалось разобраться, кто дал задание майору убрать меня.