Роман Глушков - Сорвавшийся с цепи

— Его могли прирезать в отместку за ту изнасилованную девчонку, — предположил комвзвод. — По ней в Погорельске немало мужиков сохло. Как там, бишь, ее звали?

— Дочку Крапчатого? Марина, кажется.

— Вот тебе и буква «М»! Но опять же, с чего вдруг Петька вспомнил о ней перед смертью?

— Возможно, решил таким образом перед ней покаяться.

— Или же писал не ее имя, а имя своего брата — мало ли… Кстати, а что с ее отцом? Его Мирон не заподозрил?

— Говорю же тебе: не было тогда посторонних в «Козырном короле», — повторил Кайзер. — А хозяин другого бара вряд ли сумел бы прошмыгнуть туда незаметно, убить Петьку, обставить все как несчастный случай и также незаметно скрыться. Да толстяк Крапчатый ширинку у себя на штанах едва застегивает, а ты готов приписать ему такие подвиги.

— Слушай, а как тебе вообще удалось так быстро разузнать подробности? — только сейчас дошло до Мизгиря. — Про букву «М», про то, что говорят петькины мордовороты и все остальное?

— Мне Колька Чулым рассказал, — признался Кайзер. — Из-за него я к тебе, собственно, и приехал.

— Чулым? — переспросил комвзвод. — И с чего вдруг один из дерюжинских бригадиров с тобой разоткровенничался?

— С того, что у него к нам срочное дело. На полмиллиона юаней.

— Ничего себе! — в который раз за последние пять минут удивился Мизгирь. — Да ты сегодня полон сюрпризов, как погляжу. Это последний или есть еще?

— Вроде последний, — усмехнулся зам. — Я и сам растерялся, когда сорок минут назад Чулым перехватил меня на выходе из «Мазутного счастья», куда я заехал подкрепиться перед сменой. Причем Колька явился туда один, без «быков», что также выглядело странновато. Толковали мы с ним на пустыре за баром, где нас никто не видел. И то, что он предложил… Короче, по-моему, дело стоящее. Чулым и его ребята задумали грохнуть Мирона сразу после похорон брата и подмять город под себя. Потому что крошки, которые сметают им Дерюжные со своего пирога, их не устраивают. Но есть у чулымцев одна загвоздка — для такого крутого дела им не хватает «стволов»…

— И они хотят нанять в подмогу стрельбанов с буровой, — закончил за Кайзером Мизгирь. — Но почему «Гордая»? Они там что, лотерею проводили, и мы вытянули счастливый билет?

— Нет, конечно. Но Чулым в курсе, что после позапрошлогоднего нападения дерюжинцев на нефтезовозы Горюева и гибели двух наших водил мы точим зуб на братьев, пусть даже тогда обошлось без войны. Вот Колька и скумекал: кому еще он может довериться в столь щекотливом вопросе, если не нам? Где еще за пару дней он наймет так много «стволов»? А мы можем поставить под ружье весь охотничий клуб. Ну кроме полковника и Илюхи, разумеется.

— И какой у Чулыма план действий?

— Простой и логичный. На поминках по Петьке Мирон с братвой упьются до полусмерти. Тогда-то и накроем их скопом. Неизвестно пока, где будут поминки — нам позже сообщат, — но Колька с одними своими «быками» против Дерюги-старшего не выступит. А если мы впряжемся, то не только деньжат поднимем, но и получим себе на будущее союзника. С Чулымом-то завсегда проще договориться, чем с Мироном. Который, небось, после гибели брата совсем озвереет.

— Это в случае удачи, — напомнил Мизгирь. — А если дело не выгорит?

— Риск большой, кто бы спорил, — не стал отпираться Кайзер. — Ну так и оплата гораздо серьезнее, чем нам Горюев за сафари отстегивает.

— За все про все — полмиллиона юаней? По тридцать тысяч с лишним на брата. Маловато, учитывая, сколько заработает сам Чулым, если заграбастает весь бизнес Дерюжных.

— Это было стартовое предложение. Мы с Колькой еще не ударили по рукам и он вроде бы не прочь поторговаться. Говори, сколько, по-твоему, причитается нам за участие, и я озвучу ему справедливую цену.

— Наглеть не будем, но и за тридцатку продаваться — тоже, — рассудил Мизгирь. — Потребуй шестьдесят тысяч на каждого, хотя если не поднимет выше пятидесяти — соглашайся. Только при условии, что о нашем вмешательстве никто кроме Чулыма и его «быков» не узнает.

— Само собой разумеется, — кивнул зам. — Им самим невыгодно об этом трепаться. Если в городе проведают, что они устроили революцию не сами, а с отрядом стрельбанов, это ударит по их авторитету. Однако как ни крути, а слухи расползутся. Кто-нибудь из чулымцев наверняка сболтнет про нас по пьяни.

— Да к черту слухи — им в Пропащем Краю грош цена. На основании слухов тебя в Святой Острог не упекут… Ладно, сколько времени у нас на раздумье?

— До завтра.

— С Чулымом встречаетесь там же?

— Нет, на сей раз за городом. В девять утра у заброшенной станции «Турбо Ойл».

— Это хорошо, — заключил Мизгирь. — В Погорельске вам вместе лучше не светиться. Что ж, в таком случае объявим сбор клуба на пять утра. Сообщи всем нашим на «Гордой», а я свяжусь с комвзводами «Щедрой» и «Могучей». Не исключено, что кто-то откажется и придется искать ему замену. Хотя, конечно, не хотелось бы привлекать людей со стороны.

— И не нужно, командир, — возразил Кайзер. — Помнится, на войне мы решали подобные задачи куда меньшими силами.

— Ты еще вспомни, какие мы были крутые, когда ходили в школу, — хмыкнул Мизгирь. — Мне бы твой оптимизм. Увы, но я смотрю на вещи трезво. И не забыл, когда мы в последний раз участвовали в чем-то подобном. Я имею в виду — бросали вызов превосходящим и хорошо вооруженным силам противника.

— Ну да, давненько это было, — подтвердил зам. — Мне тогда еще руку прострелили, а тебя гранатой контузило.

— И у меня до сих пор левое ухо слышит только наполовину, — добавил комвзвод. — Так что учти: геройство — это больше не наш метод. Даже за те деньги, которые нам предлагают. Потому что я хочу вложить их в будущее моих детей, а не потратить на собственное лечение…

Похороны Дерюги-младшего стали, наверное, самым ярким и масштабным событием за всю историю Погорельска.

Местное самоуправление, которое давным-давно было куплено Дерюжными с потрохами, объявило день траура. В городе остановились все работы и закрылись все заведения кроме баров. В последних любой желающий мог выпить за упокой Петьки один бесплатный стакан бухача. Поэтому неудивительно, что к обеду на улицах царило оживление.

Получив неожиданный выходной, Старик тоже решил проветриться, так как не хотел торчать в прокуренном бараке. Он ненавидел пьяные сборища, но за два месяца обвык на свободе, где быть незаметным удавалось куда проще, чем в тюрьме. К тому же встреча с Крапчатым стала для него уроком, отвадившим его от поисков старых знакомых.

Отпевали Петьку в церкви — кособоком деревянном строении, где вел службы местный поп Ираклий, почти рехнувшийся от алкоголизма. Поговаривали, будто он вовсе и не священник, а обычный проходимец, удравший в Пропащий Край из-за проблем с законом. Но читать нараспев псалмы, подглядывая в Библию, Ираклий умел — пускай и не на церковнославянском, — а большего от него не требовали. Главное, он не сбивался с текста и держался на ногах, хотя между службами обычно дрыхнул в ризнице пьяный в стельку.