Роман Глушков - Сорвавшийся с цепи

Капитан выстрелил навскидку, но не попал, а атаковавший сверху враг толкнул его и опрокинул навзничь. Сам Морок — а кто еще это мог быть? — тоже не устоял на ногах и упал рядом. В простреленную руку Мизгиря при этом словно вторую пулю всадили. Ему понадобилась секунда-другая, чтобы прийти в себя, и он не смог сразу же выстрелить повторно. А когда повернулся на бок, нацелить пистолет на «зверя» уже не вышло. Чернобаев ударил наотмашь ножом капитану по руке, отрубил ему большой палец и выбил у него оружие.

Взвыв от ярости и новой боли, Мизгирь откатился от противника — прямо по простреленной конечности, но куда деваться? — и разорвал с ним дистанцию. После чего, продолжая орать, вскочил на ноги. И хотел выхватить из-за ремня третий пистолет, который, к счастью, не потерял…

…Да только, к несчастью, сделать это четырехпалой рукой не получилось. Оставшиеся пальцы ухватились за рукоятку, потянули оружие вверх, но не удержали тяжелую «беретту» без большого пальца. От рывка пистолет выскочил из руки, пролетел по воздуху и, ударившись о стену гаража, упал на поленницу.

Как бы то ни было, в кулак левая рука Мизгиря еще сжималась. Да и ноги могли лягаться. И теперь он сам набросился на врага, едва тот тоже подскочил с земли.

«Зверь» разил ножом очень быстро, и капитан едва успевал уклонялся от его выпадов. У Мизгиря же в запасе оставалась одна тактика — ошеломить противника ударами и провести удушающий прием. На что-то другое он с покалеченными руками был не способен, тем более против столь опасного врага.

В отблесках пожара Морок выглядел жутко. Он все-таки не избежал взрыва. Правый глаз у него вытек и из ушей лилась кровь. Размазывая ее по голове вперемешку с грязью, Чернобаев превратил свои седые волосы в мерзкий колтун. В бедре у него также кровоточила рана, которая и оставила след, позволивший его догнать. Такую дыру в ноге проткнул либо обломок дерева, либо арматура — да мало ли, на что мог напороться «зверь» при взрыве.

По этой ране Мизгирь и саданул ногой, когда уклонился от очередного выпада. Наверняка это было адски больно. Но вместо крика Морок издал лишь хриплое шипение и отскочил назад. Не желая терять инициативу, капитан продолжал наносить удары и одновременно следил, чтобы не нарваться на нож. «Зверь» то и дело пытался полоснуть им по конечностям Мизгиря и нанес тому пару порезов, только израненный стрельбан уже не обратил на них внимания.

Вторым слабым местом врага был отсутствующий глаз. На удары справа Морок реагировал медленнее, и они чаще достигали цели. Увы, но шанс провести фатальную атаку капитану всё не выпадал. Даже с поврежденной ногой враг ловко двигался и не давал прижать себя к стене.

Дыхание начинало сбиваться. Еще полминуты такой безумной пляски, и Мизгирь рисковал вконец выдохнуться. Чтобы «зверь» угодил в захват, требовалось приблизился к нему вплотную. И сделать это можно было единственным способом — заставить его контратаковать.

Очередное нападение Мизгиря оказалось фальшивым. Сделав вид, будто он опять хочет пнуть Морока в раненое бедро, капитан притворно оступился и упал на одно колено.

Сработало! Выгадывающий момент враг тут же бросился к нему, собираясь повалить его на лопатки, да не тут-то было. Едва Чернобаев рванулся вперед, Мизгирь уперся левой рукой в землю, а правой ногой подсек ему ноги.

Тоже удачно! Разве что Морок рухнул прямо на стрельбана и вонзил ему нож в правое плечо, но это не помешало Мизгирю поймать шею противника локтевым сгибом левой руки. А чтобы «зверь» не разжал ему руку, капитан зафиксировал ее собственным весом: рывком перекатился вбок и, очутившись поверх врага, придавил его к земле.

Морок задергался, но деваться ему было некуда. Выдернутый из плеча Мизгиря нож был все еще у «зверя» в руке. Но капитан удерживал врага, сковывая его по рукам и ногам, и Морок из такого положения не мог дотянуться до него ножом.

Мизгирь испустил победный рев. Еще немного усилий, и Морок забьется в агонии, а потом издохнет. После чего капитан помочится на его труп и прокричит вслух имена его жертв с буровой «Гордая». Это будет лучшее напутствие тому, кто отправляется в ад, куда Чернобаева примут без очереди с распростертыми объятьями.

Все внутри Мизгиря ликовало, но он обратил-таки внимание на чьи-то шаги позади. Довольно грузные, так что это вряд ли был Илюха.

Вот же зараза — ни раньше, ни позже! Кого там еще черт принес?

Не ослабляя хватки, капитан обернулся. И увидел дуло дробовика, нацеленного ему в лицо. Но кто наставил на него оружие, осталось для него загадкой. В следующий миг перед глазами Мизгиря сверкнула вспышка, и его голова разлетелась кровавыми ошметками по земле, уже залитой его и Морока кровью.

Командир стрельбанов сдержал свое обещание. И не заставил павших товарищей себя ждать, присоединившись к ним даже быстрее, чем он думал…

— Ты вовремя! Еще полминуты и опоздал бы, — прохрипел вестник Смерти. А может, просипел или прорычал. Этого он не знал, так как напрочь лишился слуха, когда взрыв разорвал ему барабанные перепонки.

Крапчатый положил на плечо дробовик и что-то ответил. Но Морок не умел читать по губам и не понял его. Наверное, толстяк огрызнулся чем-то вроде «Скажи спасибо, что я вообще за тобой пришел, пугало ты одноглазое».

— Я тебя не слышу, — мотнул головой Морок. — Совсем ничего не слышу после взрыва. Можешь даже не орать мне в ухо — это бесполезно, я оглох.

Крапчатый поморщился, плюнул на почти обезглавленный труп стрельбана, а затем махнул рукой, приглашая следовать за собой. Надо полагать — к машине, на которой сын Мотыги пообещал увезти Морока из Погорельска…

А ведь Морок едва не убил его прошлой ночью после того, как бар «Мазутное счастье» взлетел на воздух. Крапчатому повезло — вестник Смерти опознал его в темноте. И хотя их предыдущая встреча была не из приятных, Морок не пожелал убивать этого человека. «Это же сын твоего друга Семена! — щелкнуло у него в голове нечто вроде предохранителя. — Ты готов прирезать сына Мотыги? После того, как отомстил Дерюге-младшему за внучку Семена?»

Нет, палач беженцев с «Гордой» был к этому не готов. Более того — понял, что должен подойти к Крапчатому и объясниться в том, что это не он, Морок, уничтожил «Мазутное счастье».

Толстяк стоял один посреди улицы, глядел на взорванный бар и плакал. Вестник Смерти не чувствовал к нему жалости — с чего бы вдруг? — а просто приблизился к нему сзади и кашлянул.

Крапчатый вздрогнул и обернулся. И пусть не сразу, но признал в Мороке человека, которому он однажды намял бока на складе своего бара.

— А, это снова ты, — буркнул он, так и не наставив на Морока дробовик, который держал в руках. — Чего тебе еще надо? Оставь наконец меня в покое, чертов друг моего чертова папаши!