Андрей Чародейкин - Космофлот: Война и миры [СИ]

Когда-то её мама поднялась на борт красивого фианского корабля, взяла курс в глубь одного из красных секторов, и пропала навсегда. На душе у девушки стало как-то совсем невыносимо тоскливо. Вспомнилась ракушка квантовой связи, что осталась от матери. Вспомнилась чужая Песнь, что так помогла в самый тяжёлый момент.

— Путь помит алиа укрышиша сасате, — Аритайя попыталась вспомнить ту странную Песнь, коверкая слова неизвестного языка, — Ми на секу, ми за фраго ситим…

Всхлипнула, сморгнула слезинку, достала заветную ракушку, шмыгнула носом, и стала старательно петь в неё:

— Чушо сефли ми нихати ни пяти…

— Не-не-не, фея! Прекрати, пожалуйста! — разразился приборчик квантовой связи знакомым нефианским голосом, произносившим череду непонятных слов чужого языка: — Тебе эта песня совсем не идёт! Ты извини, это я погорячился тогда. Прости. Давай, раз уж так, раз уж ты решила что-то наше разучить, давай что-нибудь другое подберём! Ну, вот хотя бы эту!

И чужой голос запел. Это была совсем другая Песнь. И чужак снова угадал: новая его Песнь успокаивала и внушала надежду.

Любой фианин — эмпат. Кого-то в этом по-настоящему талантлив — как Ахутехоут и Аритайя, но уж вблизи, в беседе лицом к лицу — любой фианин переживает чувства собеседника, как свои собственные. Поэтому споры между фианами всегда сходят к компромиссу.

Это в виртуальном пространстве, где как раз чувство эмпатии не симулируется аппаратурой, фиане откровенно выплёскивали свой страх перед древними ужасными историями о потерянной прародине, усталость от затянувшегося злоключения, и раздражение решением капитана. А вот когда они в реальности пришли к капитану высказать своё мнение в лицо — повернулось всё совсем иначе. Как всегда всё повернулось. По-капитански всё вышло.

Все фиане — эмпаты. И потому капитанами космических кораблей становятся не самые умные, не самые умелые, и даже не самые подготовленные. Умных фиан и без капитана на борту хватит. И умелые среди умных найдутся. А подготовка — дело времени. Опыт — дело наживное. Капитаном же становится тот, кто способен настоять на своём. Выслушать всех этих умных и умелых, принять единственное решение, и точка. Каждый эмпат глядя в глаза капитана Нелнишноша волей-неволей оценил его заботу о корабле и экипаже, почувствовал объём со тщанием проделанной аналитической работы, заражался его решимостью, проникался его готовностью, и загорался его вдохновением. И возражения таяли, не успев сорваться с языков.

Нелнишнош не с бухты-барахты придумал лететь в «красный» сектор. Это не было спонтанным решением, случайной идеей. Нелнишнош годами — с самой своей юности — вынашивал мысль когда-нибудь отыскать планету-прародину всех фиан. Он собрал всю информацию, какую только было возможно добыть. Он советовался с бывалыми, он анализировал сводки о миграциях хищников, он строил графики вероятностей.

Но старейшины ни за что не дали бы ему «добро» на такой полёт. Планета-прародина объявлена запретной, табу — таков завет предков! Заветы предков незыблемы! Благодаря Заветам фиане выжили как вид! Прецедент может быть опасен!

Но сейчас, в связи с прямым приказом старейшин капитанам флота разлетаться кто куда горазд, руки у капитана Нелнишноша оказались развязаны.

Посмотрев в глаза своему капитану, и подумав, команда и пассажиры корабля «Песнь о доме» согласились, что «красный» запретный сектор — это то направление, в котором их меньше всего будут искать хищники. Нелнишнош получил «добро».

Пока все были увлечены обсуждениями, и заняты подготовкой, Нелнишнош улучил момент поговорить с дочерью.

— Аритайя, я чувствую, как тебя гнетут сомнения, и даже догадываюсь, какие именно, — начал он разговор. Они с дочерью заперлись от всех в капитанской каюте.

— Скажи, если я знаю фразу на неизвестном языке, как узнать, чей это язык, и где на нем говорят? — прямо спросила она.

— При условии, что фиане когда-то обнаруживали ту цивилизацию, что породила этот язык, сведения могут быть в корабельном хранилище знаний, — с готовностью сообщил Нелнишнош.

— Я уже искала, — созналась Аритайя.

— Я тоже, — кивнул капитан. — Ты ведь о той песне, что вдохновила нас… э…

— Зажарить живьём несколько десятков разумных, ты хотел сказать, — с горечью и болью в голосе подсказала дочь.

— Они ещё держатся…, - возразил было он.

— Но им осталось недолго…

— Мы не о том говорим! — решительно оборвал Нелнишнош. — Они сами виноваты, и тебе не следует брать на себя слишком много! И мы об этом говорить не будем!

— Хорошо, — с мрачным видом кивнула Аритайя. — Где ещё можно поискать сведения о языке чужой песни?

Нелнишнош не смог сдержать тяжёлого вздоха.

— «Запределье» — есть такое место, где мудрейшие из старейшин различных кланов хранят то, что недопустимо утратить. Полагаю, сведения об этом странном языке можно отыскать в «Запределье», — ответил Нелнишнош.

— Ты, как капитан, знаешь, где это?

— Никто не знает координат «Запределья», — возразил Нелнишнош. — Я лично считаю, что их вообще не существует. «Запределье» находится вне нашего пространства, вот что я думаю. Но это не важно. Нам нужно отремонтировать звездолёт, заново собрать систему дальней связи. А для этого нам нужно сесть на планету, найти нужные руды, и развернуть временную базу.

А через сутки ракета с накопителями, демонтированными со «Смелого свистуна» была благополучно поймана, и «Песнь о доме» ушла в дальний прыжок, смеясь над ракетным залпом «Потрошителя» — хищники засекли ракету с первой планеты и по ней навели свои ракеты, но те безнадёжно опоздали.

Виктория, кряхтя, выбралась из-под фальшпола, с удовольствием разогнула усталую спину, и с облегчением вздохнула. Подумала, стоит ли тратить силы на выбившуюся из-под банданы и лезущую в лицо непослушную прядь волос, решила, что та того не стоит, и принялась медленно стаскивать рабочие перчатки. Стащила, устало уронила их в ящик с инструментами. Местный старший механик, по кличке Хит, висевший сейчас под потолком на кабельросте и возившийся со старой неподатливой муфтой, прервался, и уставился на девушку вопросительным взглядом выцветших глаз.

— Четвёртый — всё! — доложила Виктория.

— С концами? — уточнил стармех осипшим голосом.

— Не в том смысле, — она всё же смахнула с лица непослушную прядку, — четвёртый готов под нагрузку.

— Питалово проверь ещё раз, и убирай «башмак», — удовлетворённо хмыкнул мужчина, и вернулся к возне с муфтой.

Вика, со стоном склонилась над вскрытым распредщитом, и непокорная прядь снова упала на лицо.