Борис Мишарин - От Земли к Андромеде (СИ)

— Какую долю ты хочешь?

— Половину.

— Не много?

— Нет, не много. У меня игра, у тебя обеспечение — одно без другого невозможно.

— Хочешь половину… Я рискую миллионом. Чем рискуешь ты, Коля?

— Ты хотел сказать, что рискуешь выигранным миллионом из-за плохого собственного обеспечения, что деньги могут у тебя забрать силой и скрыться? Хотел бы я знать, кто посмеет это сделать в моем присутствии? Может быть и посмеют, тогда у нас к выигрышному миллиону добавятся несколько трупов. Но что поделать — сами нарвутся.

Степаныч пододвинулся ближе и глянул прямо в глаза Николая.

— А ты, Марсианин, не нарываешься?

Ковалев легко выдержал его взгляд, Степаныч перевел взор на бокал с вином, выпил глоток.

— Я не нарываюсь, ты прекрасно знаешь, что можешь доверять только мне одному. У тебя нет жены, детей и других близких родственников, у тебя есть Корней и Лопата. Ты знаешь, что вечно не живет никто и кому ты оставишь свою империю? Корнею с Лопатой?

Ковалев усмехнулся, заметив, как поперхнулся Степаныч от его слов, добавил:

— Вот и я о том же… А я молодой, перспективный и уважающий тебя человек, успешно поднимающийся по лестнице и способный в будущем принять твой бизнес в свои руки, ухаживать за могилкой и не забыть ее после пышных похорон, как бы это сделали Корней с Лопатой. Я понимаю, что ты об этом не думал, но это факт и от него не уйти. Мне не выгодно кидать тебя или обманывать, мне выгодно служить верой и правдой, чтобы потом поиметь все.

Ковалев допил свой бокал вина и смотрел, улыбаясь, на Степаныча. Тот нервничал, налил себе, выпил и спросил глухо:

— Мне тебя сразу пристрелить или через минуту?

Ковалев расплылся в улыбке, ответил спокойно:

— Не пристрелишь по двум причинам — во-первых не получится, во-вторых я прав, а за правду не стреляют. Тебя коробит, что я разговариваю с тобой, как с равным, а ты привык общаться с подчиненными? Но я же наследник и пусть об этом никто не знает. К тому же я не стану позволять себе лишних вольностей с шефом, но и пресмыкаться не собираюсь. Ты сам назвал меня Марсианином, вот, видимо, меня на Марсе и научили многому.

Степаныч ничего не ответил, встал и пошел к машине. Николай последовал за ним, усадил шефа и устроился рядом с водителем. Оба молчали, водитель не выдержал, спросил:

— Куда?

— Тебе какая разница? — ответил за Степаныча Николай, — сидишь, служба идет, зарплата тикает, скажут — поедешь, а пока не мешай шефу думать. Думать — это тебе не баранку крутить, тут мозги иметь надо, а не черепную коробку с серым веществом.

Ковалев затылком почувствовал, что Степаныч улыбнулся, через минуту он произнес:

— В гостиницу на Пушкинской.

Они подъехали, Ковалев выскочил из машины, открыл дверцу Степанычу. Тот вышел, осмотрелся и сел обратно в салон. Николай закрыл дверцу и тоже сел в машину.

— К тебе домой едем, Коля, — скомандовал Степаныч.

Ковалев назвал адрес водителю. В собственной квартире он не был уже давно. Степаныч прошелся по комнате, заглянул на кухню.

— Давно здесь живешь? — спросил Степаныч.

— После детдома получил. Девять классов закончил, пошел работать, но жил в детдоме. Исполнилось восемнадцать — дали эту комнатенку старую.

— С армией у тебя что, не призывали или бегаешь?

— Не призывали, видимо, там я с девятью классами на хрен никому не нужен. Может забыли или еще что.

— Девять классов… у тебя знаний явно не на девять классов.

— Влияние Марса, шеф, — ответил Николай.

— И язычок у тебя явно не пришитый. Что-то есть ценного в квартире?

— Альбом с фотографиями, больше ничего.

— Забирай альбом и свидетельство о праве собственности на хату. Отдашь свидетельство и ключи Лопате, сюда больше не вернешься. Поехали домой.

По дороге он спросил Ковалева:

— Ты не возразил и не поинтересовался про квартиру. Почему?

— Зачем воздух зря сотрясать, — ответил Николай, — жить у меня есть где, а задумками шеф не обязан делиться с подчиненными.

Они вернулись в коттедж Степаныча, где теперь постоянно проживал Ковалев, имея в нем свою комнату. Николай прилег на кровать в размышлениях — зачем шефу потребовалась его квартира? Ничего толкового на ум не приходило. Старенькая хрущевка, но в центре города, стоила миллиона два рублей. Хочет меня привязать к себе намертво? Если я не с ним, то и угла своего нет? Это вряд ли, не станет Степаныч так мелочиться, для него два миллиона, что для меня два рубля. Что он задумал?

Ковалев задремал так и не найдя подходящей мысли. Через час его разбудил вошедший Степаныч.

— Спишь? Извини, не знал, мог бы и позже зайти.

— Уже не сплю и внимательно слушаю, — ответил Николай.

Супер корректное обращение его насторожило. Степаныч никогда и ни перед кем не извинялся. Боится? Это вряд ли — в любое время может дать команду и пристрелят. Уважает? Пока не за что.

Степаныч сел в кресло.

— Я переговорил кое с кем, завтра в город приедет человек с игроком, мы встретимся с ними в ресторане Космос. Ты с игроком обговариваешь правила игры, играете на следующий день утром в том же Космосе, когда народа практически нет. Ресторан до обеда закроем для посетителей.

Вот оно что — не хочет портить отношения перед игрой и расстраивать. Все-таки на кону миллион долларов, понял Николай.

— Что за пассажир прибудет, чего от него ожидать можно? — спросил он.

— Про игрока мне ничего неизвестно пока, а пассажир — личность известная, богатая и гнилая, все, что угодно может сотворить. С такими, как говорится, в разведку не ходят.

— Ясно, Степаныч.

— Вот и ясно, — непонятно к чему произнес Степаныч и ушел.

Миллион долларов — сумма не маленькая и Степаныч был готов ее выкатить, поставив на почти незнакомого паренька. Он даже не захотел проверить меня за бильярдным столом, рассуждал Ковалев. Действия не поддавались анализу, а из этого выходило то, что он тоже совсем не знает Степаныча.

Вор Степаныч осовременился, хотя получил это звание еще по старым законам, отсидев два срока, не женился, не служил в армии и так далее. Не признавал апельсинов, то есть воров, купивших свой статус и не бывавших на зоне. Но жил в собственном элитном коттедже, что не соответствовало старым воровским понятиям, и имел огромный капитал в виде недвижимости, разных активов и наличности. Не женился и сейчас, хотя возраст еще позволял — пятьдесят пять лет не срок для мужчины.

Ковалев и Степаныч обедали в Космосе, когда в полупустом зале появились два незнакомца. Но одного Степаныч хорошо знал, они даже обнялись демонстративно, похлопали друг друга по плечу. Компания сразу удалилась в пустой кабинет директора. Ковалев ранее ничего не слышал о Васе Одинцовском. Мужчина до сорока лет с наглым выражением лица, явно из бывших спортсменов, на пальце воровской перстень. Второго, чуть постарше он представил сам: