Алина Лис - Маг и его кошка

– О, поверьте, сеньора, мы жаждем покинуть сию обитель скорби не меньше, чем вы желаете нас выставить. Всего несколько ответов – и сможете забыть о нашем существовании. А вот мы вас вряд ли забудем. Вы – незабываемы.

– Или мне придется рассказать вашему отцу, что вы были здесь, – продолжает она, все так же обращаясь только ко мне. Ее неподвижный взгляд пугает и притягивает.

– Так не терпится остаться со мной наедине, сеньора Вимано? – в голосе Элвина недовольство. Маг не привык, чтобы его не замечали. – Потому что я все равно не уйду.

Элвин уже видел достаточно, чтобы таиться от него. И мне тоже хочется услышать ответы.

– Кто этот несчастный и почему отец держит его там? И кто вы такая? – как ни странно, голос звучит совсем спокойно.

Она хмурится:

– Я служу у вашего отца, сеньорита Рино. Уже очень давно. А это… это просто мой сын. Он безумен. Сеньор Рино позволил мне держать его здесь.

– Надо же, какая доброта, – с чувством декламирует маг. – И кто бы мог заподозрить герцога в подобной заботе о простых слугах?

– Ваш сын? – я смотрю на ее омерзительное лицо, и мне сложно поверить. – Но…

Мне трудно найти слова, чтобы выразить в приличной форме свои сомнения. К счастью, Элвину не свойственна застенчивость:

– При всем уважении к вашей неземной красоте парень в той камере куда больше похож на герцога, чем на вас.

Она медленно достает и надевает маску из светлого бархата. Та скрывает почти все лицо, видны лишь губы и подбородок.

И враз превращается из страшилища в обычную женщину. Я замечаю, что из-под платка на голове сеньоры выглядывает прядь черных с проседью волос, а платье на ней обтрепано по рукавам и подолу.

– Джованни – ваш брат, сеньорита Рино.

Маг хмыкает:

– У герцога оригинальные вкусы на женщин, ничего не скажешь.

– Я не всегда была такой. Двадцать лет назад поэты сравнивали меня с розой. Болезнь пришла позже.

Она все так же подчеркнуто обращается лишь ко мне. Я вижу, как злит это моего спутника, и не могу удержаться от невольной улыбки. Сеньора Вимано начинает мне нравиться. Мало кто умеет так искусно щелкнуть по носу спесивого северянина.

– Простите, сеньора Вимано. Я ничего не знала.

– Ваш отец и не хотел, чтобы вы знали, сеньорита Рино. А сейчас вам надо уйти.

Я киваю, признавая справедливость ее слов. Мне стыдно за поведение мага и за то, что мы вот так, бесцеремонно, вторглись в ее жутковатое существование. Должно быть, ужасно доживать свои дни чудовищем. Тюремщиком собственного безумного сына.

Знаю, что герцогской дочке не полагается просить прощения у служанки, но все равно повторяю:

– Простите нас. Если я могу сделать что-то для вас или вашего сына…

– Спасибо, нам ничего не надо, сеньорита, – холодно отвергает мой порыв Изабелла. – Идите.

– Погодите. Можно мне… я хотела бы еще раз взглянуть на… на брата.

Она дозволяет, и я, взяв в руки лампу, подхожу к решетке. Долго вглядываюсь в согбенную фигуру в углу. Он очень похож на отца. Если убрать всклокоченную бороду, подстричь волосы и стереть жалкую кривую гримасу с лица.

Джованни Вимано, мой незаконнорожденный единокровный брат. Несчастный безумец, наследник проклятия рода.

Маг стоит за спиной, обнимает меня за плечи, но я и не помышляю протестовать. Так спокойно от того, что он рядом.

– Вы ведь никому не расскажете? – спрашиваю я.

– Не волнуйтесь, Франческа, – его голос непривычно мягок, пальцы скользят вдоль моего уха, поправляя выбившуюся из прически прядь. – Я рассказываю только забавные истории.

Мы покидаем башню, но вместо того чтобы вернуться в свои покои, Элвин невесть зачем тянет меня обратно в галерею. И долго стоит напротив моего детского портрета.

Элвин

В конце сентября вся долина – бедняки и богачи, крестьяне и горожане – выходит на уборку винограда. Скорей, скорей. Крупные, слегка перестоявшие под жарким солнцем ягоды надо убрать до начала октябрьских дождей. Важно успеть. Соберешь раньше, пока кожица еще упруга, – и вино будет кислым, точно в соседней Анварии. Чуть помедлишь, поленишься – пойдут дожди. Тогда наполнять корзины придется по колено в грязи, темно-багряные грозди не просушишь на поддонах, чтобы превратить в драгоценнейшие вина на побережье – сладкие и терпкие, с ноткой груши и ванили. Дождешься этой октябрьской мороси – и половина ягод сгниет, а что осталось – сгодится лишь на дешевое трактирное пойло.

Оттого традициям дней Раккольто верны и нищие, и богачи. Горожане и крестьяне работают не покладая рук. Когда неубранных рядов остаются считаные десятки, сборщики как будто срываются с цепи. Срезать с лозы последнюю гроздь означает получить удачу для себя и своей семьи на весь будущий год.

Праздник по случаю окончания Раккольто – еще одна традиция этих мест. Братец Мартин как-то раз довольно желчно высказался – мол, лучше всего разеннцы умеют две вещи: делать вино и устраивать праздники, чтобы был повод его выпить. Доля правды в этих словах имеется: жители полуострова знают толк в праздниках, будь то помпезные военные парады Церы или шумный маскарад в честь духов виноделия.

Пожалуй, мне жизнелюбие разеннцев по душе. Эти люди умеют радоваться. В наглухо застегнутом на все крючки Прайдене такого не встретишь.

Раккольто – праздник народный. С утра улицы Ува Виоло заполонили люди в праздничных одеждах и масках. На центральной площади гарцевала кавалерия, под пение скрипок и флейт проезжали платформы, убранные цветами. Кувыркались паяцы, выступали уличные комедианты с размалеванными лицами, и рекой лилось вино. Над всей долиной стоял хмельной, немного безумный дух, словно Бахус и впрямь существует и сегодня спустился с гор, чтобы плясать в толпе ряженых.

Я брезгую пьяной гульбой, поэтому сперва собирался остаться в замке. Перевод был практически окончен, оставалось прояснить некоторые мелкие детали, а присутствие прелестной Франчески вечно отвлекало меня от работы. Однако, увидев с какими горящими глазами она обсуждает маскарад, в очередной раз пожертвовал делами обыденными ради дел сердечных.

Как выяснилось, плутовка вовсе не собиралась весь праздник сидеть в кресле на помосте для благородных дам. Сеньора Скварчалупи гневно пожаловалась мне, что стоило ей отвернуться, как сеньориты и след простыл – ищи ее теперь в толпе.

Восхитившись бесшабашностью малышки Франчески, я переборол отвращение к простолюдинам и направился на поиски. Вопреки ожиданиям, толпа была не так груба и пьяна, как я опасался. Дружелюбие горожан хлестало через край, пусть костюм и выдавал во мне знатного человека. Маска словно стирала сословные различия. Пару раз мне предложили выпить вина, чуть позже хорошенькая смуглянка с волосами, свитыми в мелкие кудряшки, потянула за руку в общий круг, танцевать.