Алина Лис - Маг и его кошка

Мое внимание привлекает медное яйцо размером с кулак. Поначалу даже не само яйцо, а подставка в форме скрюченной человеческой руки. Красиво и страшно. Узловатые когтистые пальцы сжимают блестящую скорлупу, свет скользит по ней, играет, переливается.

Беру яйцо в руки. Оно теплое и приятно тяжелое, словно живое. По полированной поверхности пляшут золотые искры. Вглядываюсь в их кружение и вдруг понимаю, что это не искры.

Крохотные, сотканные из солнечного света женские фигурки. Обнаженные, с полупрозрачными крыльями за спиной. Как у бабочек.

Они скользят в вихре радостного танца. А меж небом и землей натянуты сотни блестящих медных струн, как на гигантской арфе. Струны поют, то нежно, то страстно, искрами на свету вспыхивают и гаснут аккорды, рождая новых и новых крылатых красавиц.

Золотые феи танцуют – совершенные в своей наготе, свободные и беспечные.

Смех перезвоном колокольцев.

Зов «иди к нам».

Я встаю, расправив радужные крылья. Одежды спадают ненужным грузом.

Я умею летать!

Хоровод в воздухе. Рука об руку с сестрами.

Мы смеемся и кружим в вихре танца.

Гладкая скорлупа купола над головой и блестящее озеро меди под ногами.

Становится жарче. Озеро раскаленного текучего металла бурлит и вспенивается. В нежном пении арфы нарастают зловещие нотки. Танец ускоряется, струны звенят торопливо, тревожно. Все трудней поспевать за мелодией. Купол над головой наливается темным пламенем.

У меня кружится голова.

Все плывет, сливается в мельтешении золотых искр.

Вспышки света.

Бесконечный бег по кругу.

Арфа грохочет, взвизгивает, дребезжит – разнузданно и фальшиво.

Задыхаюсь. Сердце бьется как сумасшедшее. Слишком быстро. Больше не могу так…

Щеку ожигает болью, и все прекращается в один миг.

Я сижу на полу, и Элвин, склонившись, трясет меня за плечи.

– С возвращением к опостылевшей реальности, сеньорита, – его голос сочится ядом. – Как вам грезы бронзовой Вары?

– Что?

Я пытаюсь пошевелиться и вскрикиваю от боли. Мышцы задеревенели, по телу бегут кусачие мурашки.

За окном темно, комнату заливает безжизненный яркий свет от шара под потолком.

Вечер.

– Что случилось? – спрашиваю я дрожащим голосом. – Только что было утро.

– Случилось, что одна хорошенькая идиотка зачем-то полезла в мои вещи, – зло отвечает маг. – Как будто опыт со шпагой ее ничему не научил.

Смущенно отвожу взгляд. Зря я надеялась, что Элвин не узнает про обыск. Щека все еще пульсирует болью. Подношу к ней руку и не могу поверить.

– Ты ударил меня?

– Три раза, – подсказывает он.

– Ты. Меня. Ударил!

– А вы предпочли бы так и сидеть, пуская слюни на эту дрянь? – Маг протирает бронзовое яйцо тряпицей, следя за тем, чтобы не касаться оголенной кожей поверхности, затем убирает страшную игрушку обратно в шкаф.

Я отворачиваюсь. Щека неприятно горяча, но сильнее боли возмущение. Он меня ударил! По лицу!

Элвин наклоняется, берет меня за подбородок:

– Тссс, не дергайся! Проклятье, похоже, будет синяк. Подожди, сейчас смажу.

Сдерживаю порыв крикнуть ему в лицо «Мне ничего от тебя не надо!», вырваться и уйти. Так я сделаю хуже только себе. Он смазывает мне щеку мазью, потом резко дергает за ошейник, принуждая подняться.

Его лицо близко-близко. Кого другого, может, и могла бы ввести в заблуждение обманчиво любезная улыбка, но я вижу – маг зол не на шутку. Пытаюсь отодвинуться. Элвин улыбается шире и снова дергает за ошейник.

– Значит так, сеньорита. Я, видно, слишком добренький хозяин. И слишком занят, чтобы уделять вам внимание. Так что у нас новые правила. Во-первых, запрещаю трогать вещи в моей комнате без спроса. Любые вещи. Это понятно?

Его рука все еще лежит на проклятой полоске кожи, мешая отстраниться. Трудно дышать. Чувствую, как через ошейник в мое сознание вливается чужая воля, превращая запрет в абсолютный закон бытия.

– Во-вторых, надо и правда придумать вам занятие, чтобы не скучали в мое отсутствие. Скажем, уборка в часовой комнате. Уверен, вы с ней справитесь куда лучше брауни.

Конечно, еще одно унижение. Кажется, ему никогда не наскучит издеваться надо мной. Закрываю глаза, чтобы не видеть его лица. Могла бы – и уши заткнула, но маг не позволит этого сделать. Приходится слушать, как ненавистный голос продолжает:

– В третьих, надо как-то оградить вас от проявлений вашего могучего интеллекта, поэтому отныне вам запрещается покидать башню. У меня нет времени бегать и вытаскивать сеньориту изо всех неприятностей, в которые она изволит угодить.

– Всё? – с отвращением спрашиваю я. – Я могу уйти?

– Идите, – маг разжимает пальцы. Снова можно дышать. Отшатываюсь, растирая горло.

Уже в спину мне летит:

– Франческа!

Я не оборачиваюсь, делаю вид, что не слышала, но он продолжает.

– Это было очень глупо. Здесь, на Изнанке, вещи часто не то, чем кажутся. И многие опасны так, как ты даже не в силах представить.

От моего хлопка дверью содрогаются стены.

Элвин

На праздник первого снега я опоздал. За годы, что был в отъезде, княгиня перенесла место празднования, о чем ни словом не упомянула в приглашении.

То ли забывчивость, то ли многозначительный намек на мой нынешний статус при ее дворе. Как хочешь – так и понимай.

Нижний берег Темеса изрезан заливами и бухтами. Летом здесь хорошо прятаться от нескромных взглядов в зарослях рябины и орешника, в воздухе стоит терпкий запах медоносных трав и гудят пчелы. Сейчас скорбные силуэты плакучих ив повисли над рекой, развесив припорошенные снегом ветви словно гигантскую паутину.

Едва приметную дорожку из полупрозрачного льда я заметил далеко не с первого раза. Раньше тропы оформлялись куда как торжественнее. Тонкий лед вывел через протоку к широкой заводи. Берега бухты украшали могучие далриадские дубы – настоящие патриархи, видевшие не один десяток королей. Поверхность воды сковывал все тот же лед, превращая заводь в гигантскую площадку под открытым небом. И на этой площадке шло состязание.

Вихрем кружились мелкие колючие снежинки. Свивались кольцами, прорастали причудливыми фигурами, цветами и растениями, повинуясь прихотливой воле художников.

– Добро пожаловать на праздник первого снега, лорд Элвин, – раздалось откуда-то снизу. Я опустил глаза. У ног важно стоял коротышка-фэйри, выряженный в снежно-белый упелянд, подбитый беличьими шкурками.

– Здравствуй, Тидди.

– Я доложу о вашем прибытии княгине Исе.

– Не надо. Я сам о себе доложу.

Послышались аплодисменты – очередной конкурсант завершил свое выступление и теперь раскланивался.

Уже не заботясь о том, чтобы остаться незамеченным, я двинулся к фэйри, разминая по пути пальцы.