Александр Симатов - Остров с зеленой травой (СИ)

Дмитрий Владимирович обернулся. По лестнице, неуклюже из-за неподходящего для собаки шага ступеней и их крутизны, спускалась красивая немецкая овчарка с черной спиной и рыжими подпалинами. Добравшись до нижней ступеньки, она остановилась, не решаясь ступить на песок, и уставилась умным взглядом на Дмитрия Владимировича, ожидая реакции хозяина.

На верхней лестничной площадке показался охранник с испуганным лицом и закричал:

— Пальма! Ко мне!

— Как она сюда попала? — недовольно спросил Дмитрий Владимирович. — Ты забыл, где ее место? Она же могла напугать Ларису Васильевну.

— Извините, Дмитрий Владимирович, не углядел, — сказал охранник и снова надрывисто закричал: — Пальма! Пальма!

Но собака не реагировала на него. Дмитрий Владимирович вынужден был ему помочь.

— Пальма, на место, — строго и властно сказал он.

Помедлив немного, будто надеясь, что хозяин передумает, овчарка нехотя развернулась и неловкими прыжками вернулась к охраннику.

— Как тебе наша повариха? — спросила Ларка.

— Кажется, она недовольна жизнью.

— Почему ты так решил?

— Недовольство у нее на лице написано.

— Наверное, ты с ней грубо разговаривал, за тобой водится такое. Кстати, я тебе не говорила? Каталонцы — особенный народ. У них даже свой язык есть. Как пишут в книжках, они замкнуты и в общении с иностранцами прохладны и высокомерны.

Этот рассказ о каталонцах он покорно выслушивал от жены каждый раз, когда они прилетали в Испанию. «Подходящий повод», — подумал он.

— А на кой нам сдалась высокомерная кухарка? Может быть, распрощаемся с ней? А то давай наймем еще высокомерную горничную, высокомерного сторожа.

— Ты же хотел, чтобы в этот отпуск была только испанская кухня. Чтобы можно было дома нормально поесть, а не по ресторанам мотаться. Я специально выбрала для тебя испанку.

Дмитрий Владимирович вспомнил, что действительно просил об этом жену, и замолчал.

— А внешне она тебе понравилась?

— Не успел определиться, — натянуто улыбнулся он.

— Она же красивая, ты не мог этого не заметить, — не отставала Ларка.

— Нет, не заметил, — отрезал он и пошел купаться.

— А мне кажется, что ты не сводил с нее глаз.

— Не выдумывай, — заходя в воду, сказал он.

— А почему ты раздражаешься? Потому что я говорю правду?

Еще не дойдя до подходящей глубины, он нырнул в воду, чтобы поскорее прекратить этот разговор. Плавал долго. Рука ныла, настроение было неважное. Он понимал, что сегодня жене лучше бы не видеть его синяка, но не представлял, как можно его скрыть.

Когда он собирался выйти на берег, Ларка остановила его: в ее теле созрело желание — и в голове родилась идея.

— Подожди, не выходи! — попросила она и направилась к лестнице. В воду спускалась медленно. Когда поручень кончился, позвала мужа: — Иди сюда!

Он догадался, что она придумала, но это не вызвало у него восторга. Подошел к лестнице. В этом месте вода была ему по пояс.

— Подойди ближе, Дима. Что с тобой? — заметила она его нерешительность.

Он приблизился к ней. Она обвила его шею руками, ногами обхватила за талию и коротко поцеловала в губы.

— Димчик, можешь нести меня в океан.

Чтобы удержать Ларку, он взял ее за ягодицы. Когда вода дошла ему до груди, она мягко сказала:

— Достаточно, дорогой, здесь тебе будет хорошо.

В воде держать Ларку было легко, но даже от небольшой тяжести у него сильно ныла рука, сводя на нет всякое желание. Ларка почувствовала, что с ним творится что-то неладное.

— Ну? Я ничего не понимаю. Кто приставал ко мне на террасе?

Дмитрий Владимирович сконфуженно молчал.

— Тебе же всегда нравилось в воде, — она начала нервничать. — Я вешу как пушинка, ты совсем не устанешь. Что с тобой сегодня?

— Может быть, лучше в бассейне? — несмело предложил он.

Она разомкнула ноги, расцепила руки и зло толкнула его в грудь.

— Сегодня можешь ни на что не рассчитывать! И запомни: плавать в фартуках, или в чем там еще, я не собираюсь!

И в этот момент, когда в искаженное от недовольства лицо жены лучше было не смотреть, его посетила спасительная идея: не дожидаться расспросов, а самому рассказать о синяке и тем самым убить сразу двух зайцев.

— Извини, Ларка, у меня рука болит.

Она с удивлением посмотрела на него — что за новость?

— Я же грохнулся на лестнице. — И он показал ей руку, внимательно следя за ее реакцией. — Видишь? Синяк в полруки. Тебя предупреждал, а сам навернулся.

— Обо что это ты? — успокаиваясь, спросила Ларка.

— О перила. Когда падал, хотел ухватиться за что-нибудь, а в результате только хуже получилось. Рука дернулась, и со всей силы.

— Почему ты мне сразу не сказал? Понес зачем-то.

Они подошли к пляжу; он помог ей перешагнуть через каменную преграду, обнял и чмокнул в щеку.

— Ну, согласись, мужчине признаваться в собственном бессилии всегда неприятно.

Ларка почувствовала, что муж что-то недоговаривает.

— Надо же, какая щепетильность. А почему я ничего не слышала? Ты что же, даже не выругался при этом?

— А ты в это время плавала, — легко нашелся он.

Почувствовав ложь, Ларка, как гончая, уверенно пошла по следу.

— Подожди, когда ты спускался, я загорала. Про какое плавание ты говоришь?

Наступил критический момент. Но Дмитрий Владимирович быстро нашел выход. Он довольно улыбнулся и даже позволил себе потянуть время.

— Скажи, пожалуйста, почему ты у меня такая недоверчивая?

— Не заговаривай мне зубы. Говори, что случилось.

— Сначала подумал, что сломал руку. Вернулся наверх, хотел перетянуть чем-нибудь, но ничего подходящего не нашел. Ощупал руку как мог. Перелома вроде бы нет, успокоился и спустился к тебе.

Ларкин разоблачительный напор неожиданно пропал, ей не хотелось ничего более выяснять.

— И потом пятнадцать минут молчал, — с безразличием сказала она.

Дмитрий Владимирович уловил произошедшую в настроении жены перемену и насторожился.

— Ну, если бы сломал, сразу сказал бы. А так что? Что ты — синяков не видела?

Ничуть не поверив мужу, Ларка потеряла интерес к расспросам и сникла, лицо ее потускнело. Она села в кресло под зонтом и тяжелым взглядом уставилась в торчащий из скалы пучок можжевельника.

— Что ты молчишь? — заволновался он, предчувствуя приближение событий, не сулящих ничего хорошего. Она продолжала молчать, и он несмело предложил: — Тебе принести сок из грейпфрутов, твой любимый?

— Я хочу выпить, — твердо сказала она, не отрывая взгляда от можжевельника.

— Ларка, мы же договорились, — заговорил он просительным тоном. — Потерпи до обеда. В Фигерасе пойдем в ресторан. Потерпишь? Прошу тебя. Сейчас ведь поедем. Пока туда, сюда, дорога, музей — вот и обед.

Она молчала. Ей было плохо и совсем не хотелось разговаривать.