Константин Волков - Из блокады [СИ]

- Надо же, - весело оскалился пулемётчик. Он обошёл вокруг туши, любуясь проделанной работой, - еда сама пришла. Теперь медвежатину лопать будем.

- Погоди радоваться-то, - проворчал его напарник, он тоже осматривал трофей, - может, глисты в нём. Или бешеный! Чего, спрашивается, на пулемёт попёрся?

- Не хочешь - не ешь, а другим аппетит не порти. Собачки что попало жрать не будут. Видал, как набросились? Вот и думай!

Мясо - это хорошо. Вовремя мишка к нам забрёл. Посмотрит Архип, анализы всякие возьмёт, а потом устроим праздник обжорства.

Тут бы нам уйти, да не успели - на месте битвы появился Степан. Он, сходу оценив ситуацию, кивнул нам, мол, подождите, есть разговор. Из него посыпались распоряжения: собак, попробовавших медвежатину - в отдельный вольер, и проследить. Если не захворают, значит и людям можно. Архипу - проверить зверя на предмет паразитов и болезней, и сразу доложить. Клыкову - послать людей за бригадой забойщиков, и за строителями. Да, и пусть сапожника приведут, будем решать, сгодится ли шкура на обувь, или куртки сошьём.

Отдав необходимые распоряжения, Степан подозвал нас. Он посмотрел на меня и неодобрительно покачал головой.

- Разит, как из пивной бочки. С утра чтоб как огурчик, чтобы ни запашка, упаси боже, - и, увидев моё расстроенное лицо, добавил. - Не переживай, наверстаешь. Ты же шустрый!

Потом Степан перевёл нехороший взгляд на Рената, тот неловко попытался спрятать сетку с едой за спину, фляжки предательски звякнули. Степан поморщился и спросил:

- Говорят, новый схрон с оружием нашли? А я через третьи руки узнаю!

- Да не схрон это, ерунда, - заоправдывался тот. - Десяток ножей. Завтра бы тебе показали. Делов-то...

- Не завтра, - поморщился Степан, - Сейчас. У самих на этот счёт мысли имеются?

Тут я и выдал, что думаю. Про то, что слишком часто стали попадаться такие заначки. Про то, что эти ножи не спрячешь ни под одеждой, ни в сапоге. Значит, прятать их не собираются. И не для мелкой драки они приготовлены, а для открытой рукопашной схватки. Можно было бы предположить, что это для забойщиков на свиноферме, но забойщикам столько не надо! Опять же, есть там запчасти для самострела; на ферме они, точно, не нужны. Что-то нехорошее за этим чуется!

Степан посмотрел на меня, а потом заявил:

- Если ты такой наблюдательный да умный, пора к настоящей работе примериваться. Тогда и увидим, на словах ты шустрый, или на самом деле. На другое разрешаю забить, а с оружием разберись до конца!

Такой мне урок: не высовывайся, когда не просят. А высунулся - не обижайся, что заметили, да запрягли, и лучше не думать, что будет, если запорю это дело - по полному счёту спросит. Без скидок.

Я начал соображать, как бы ловчее к новому заданию приступить, но Степан удивил меня ещё больше.

- Есть мнение, - он посмотрел давешним острым взглядом, - и я это мнение поддержал. Нужно бы нам понять, каков ты в лесу. А посему, завтра на рассвете ты должен быть у оружейного склада. Там соберутся лесники. С ними за соляркой пойдёшь. Да не бойся, одним днём управитесь, к вечеру дома будете. Остальное - когда вернёшься. Ясно?

- Ясно, - ответил я, хотя на самом деле понял лишь, что развесёлый вечер отменяется. Я ни разу не ездил за соляркой. Я, вообще, дальше, чем на пятьсот шагов от Посёлка не отходил. Я не умею жить в лесу, и не хочу в лес! Какая лесникам от меня польза? А хлопот с новичком, точно, не оберёшься. Но ничего этого я Степану не сказал. Какой смысл, если всё решено?

День второй

Маленький, корявый и заросший рыжим волосом человечек по имени Лёша, подбоченившись, стрельнул в меня взглядом жёлтых прищуренных глаз, в дебрях неопрятной бороды обозначилась кривая ухмылка.

- Парни, гляньте, как вырядился. Кажись, думал, что его по бабам зовут, - глумливо проговорил Алексей. Не зря его кличут Лешим. В точку попало прозвище, приклеилось, не отдерёшь. Савелий охотно заржал над шуткой, не постеснявшись выставить напоказ коричневые пеньки зубов. Антон улыбнулся без ехидства, и почти дружелюбно.

- Ты вот что, - сказал он. - Ты на этих сморчков не обращай внимания. Ну их! Как есть - бомжи, смотреть тошно. А к нам цепляются, потому что завидуют. Мы-то с тобой хоть куда!

- Хоть туда, а хоть сюда! - захихикал Леший. - Пятый десяток, а хорохоришься, как пацан. Смотри, не надорвись. Инфаркт не дремлет.

- Завидуй, завидуй, - сказал Антон. - У самого, небось, в штанах всё отсохло. Потому ты и злой.

Савелий опять заржал, а мне подумалось, что лесники - люди с причудами. Оно и понятно: если человек дружит с головой, его за Ограду и пинками не выгонишь, а эти сами в лес ходят.

На лесниках залатанные штормовки, нахлобученные до бровей вязаные шапочки, обвисшие на коленях портки, на плечах болтаются тощие рюкзачки. Я в этой компании, действительно, выгляжу чужаком, хотя и нацепил старьё, которое не очень-то и жалко.

- Ну, что, туристы, все собрались? Айда с Яшкой ругаться, - сказал Леший и закосолапил к оружейному складу.

- Здесь вот, и ещё здесь, - дрожащей ладонью Яков придвинул ко мне лист бумаги. Кривой, с обломанным и почерневшим ногтем, палец указал, где я должен расписаться. В комнатке с затенёнными разросшейся сиренью окнами, мрачно даже в ясный день, а ранним утром, когда на улице ещё как следует не рассвело - и вовсе темно. От кривой свечки, чадящей рядом с чернильницей, толку немного, и, чтобы разобрать написанное, пришлось поднести серый и шершавый на ощупь лист бумаги к глазам.

"Я, Олег Первов, получил во временное пользование автомат модели АК-74 и 60 патронов к нему в придачу в рожках. Принимаю на себя полную ответственность за сохранность вверенного мне общественного имущества и обязуюсь возвратить в полной сохранности"

- Что, и патроны во временное пользование? - удивился я. - А вдруг потрачу?

- Лучше бы не надо, - печально сказал Яков. - Сам не обрадуешься, когда будешь объясниловку писать. Да ты не тяни, подписывай, так положено. Число нынешнее, месяц и год пиши. Ещё фамилию поставь. Имя с отчеством не забудь. Как, нет отчества? Ах, да, что-то я подзабыл. Да... ну, ладно, если нет, тогда ничего не пиши, оставь пустое место.

Макнул я перо в чернильницу, пока царапал нужные слова, на лбу от усердия выступила испарина. Как ни старался, строка плясала, будто пьяная - то вверх убежит, то вниз. А в конце, для красоты, на бумажку шлёпнулась клякса. Яков близоруко поднёс расписку к глазам, лицо стало недовольным, губы сжались в ниточку. Кладовщик молча ушёл в соседнюю комнату; послышалось, как звякнул дверцей металлический шкаф, и вскоре я держал в руках видавший виды "калаш".

- Можешь пересчитать, - Яков положил на стол два примотанных друг к другу рожка. - У нас всё точно, как в аптеке.

- Верю, - я прищёлкнул магазин.