Константин Волков - Из блокады [СИ]

- Все когда-нибудь помрут, - сказал Пасюков, - только, по всему получается, что я перед этим напьюсь на твоих поминках.

- Напейся-напейся. Можешь и меня порадовать, упиться до смерти. Я нормально пожил, чего мне переживать? Говоришь, в крови я испачкался? Даже ты не представляешь, сколько на мне крови, замаран по самую макушку. И, знаешь, совесть не мучает. Если б не я, другому бы пришлось, иначе бы вы всё тут в крысятник превратили.

- Понятно, - брезгливо сказал Пасюк. - Теперь под идейного косишь? Не корысти ради, а светлого будущего для... тем более, не о чем с тобой говорить; ты - враг новой власти, значит, будешь уничтожен. А Олежке, может, и дам шанс. Убийц, конечно, жалеть не стоит. Завалил невинных людей, по любым законам, и вашим, и нашим, ему виселица полагается. Но, с другой стороны, революции он не враг. Оступился, бывает! Сильная власть должна уметь прощать. Может, дать ему возможность исправиться, доказать преданность ревкому? Не знаю, как быть? Жизнь - штука сложная, да, Олег?

- Что ты ко мне прицепился-то?! - до этого я потерянно слушал перепалку, до меня медленно доходило, что они собрались и меня того... на виселицу. Меня! Олега Первова вздёрнуть при всём честном народе! Молчал я, молчал, а тут прорвало: - Получается, я зря ходил в лес?! Как ещё доказывать?!

- Не ори, - одёрнул меня Пасюков, - Не поможет. В лес тебя не я послал. Сходил, прогулялся, и ладно, а мне с того, какой прок? И без тебя найдётся знающий дорогу человек. Ты, вроде, и ни к чему.

- Олег, не спорь, бесполезно, - сказал Степан. - Он всё решил.

- Вот, - Пасюков назидательно поднял вверх указательный палец, - послушай бывалого человека. Он тебе объяснит, что к чему в этой жизни. От тебя теперь ничего не зависит, вот и не разевай пасть на тех, кто будет решать. Понял?! Ну, ладно, господа, отдыхайте. Вечерком увидимся, тогда уж и попрощаемся.

- Гад. Покоя от него нет, - проворчал Степан, когда за Пасюковым и его шавками закрылась дверь. - По три раза в день приходит, нудит и нудит, нудит и нудит - все мозги вынес! лучше бы дал пожрать. Эти революцьонеры так увлеклись своей революцией, что, иной раз и покормить забывают!

Степан угадал, мы остались без завтрака. Вспомнили о нас ближе к обеду. К тому времени я рассказал о походе к эшелону и о том, как меня угораздило попасть в тюремную камеру. Мы лежали, каждый на своей кровати, говорить не хотелось, да и не о чем было говорить.

А потом Сашка Зуб принёс котелок с тушёным мясом и картошкой. Белов обжигаясь и шипя, запихал картофелину в рот. Есть не хотелось. Какая еда? От запаха пищи едва не выворачивает наизнанку. Я заставил себя сжевать показавшийся невкусным и жилистым кусок свинины.

- Знаешь, Стёпа, - начал Зуб, - Как-то неправильно получается.

- А мы и не заметили! - прошамкал Белов набитым ртом. - Менты сидят в тюряге, а пасюки их стерегут. Сам-то ты кто? Ещё мент, или уже окрысился?

- Да не о том я, - раздражённо прервал его Сашка. - Я про тебя говорю. Ты всегда чуял, на чьей стороне сила. Так почему сейчас не с нами?

- Понимаешь, Саша, - ответил Степан. - В этот раз меня забыли спросить, сразу во враги записали. Кстати, с вами мне, в любом случае, не по пути. Я с Пасюком и не присяду на одном поле.

- При чём здесь Пасюк? - вскинулся Сашка, - я говорю про Асланяна.

- Асланян? - удивился Белов. - А при чём здесь Асланян? Мне показалось, у тебя с Пасюком дела.

- Этот нам помогает, и только! Не в нём дело, и не во мне, и вообще ни в ком! Надо было что-то делать, и Асланян сделал! Но Асланян один не справится, ему помощь нужна. Понимаешь?

- А я причём? - усмехнулся Степан, - Если бы он сразу попросил, было бы, что обсуждать, а теперь самому бы кто помог.

- Асланян велел передать, что любой вопрос можно попытаться решить, - зашептал Зуб, - Если бы ты согласился работать с ним, как раньше с Терентьевым...

- Хочешь подсунуть зряшную надежду? - ухмыльнулся Степан. - Спорим, кишка тонка у Асланяна решать такие вопросы? Куда ему супротив Пасюкова? Допустим, отмазать меня у вас получилось, что дальше-то? Хочешь, угадаю? В благодарность я должен буду завалить Пасюка? Понял Артурчик, что это не он использовал Пасюкова, это Пасюков им попользовался? Или это ты засуетился? Видать, расстроился, когда узнал, как высоко взлетел Пасюк, пока ты шкурой за-ради Артура рисковал? Сам, что ли, на эту должностишку облизывался? Мне-то без разницы, это твоя проблема, и, думается, не самая большая. Даже Пасюков теперь не очень большая проблема. А то, что Асланян вооружил барачников, и вовсе не проблема, это - беда! Сейчас Пасюк держит их в узде, а вам всё равно страшно. Подумай, что случится, если Пасюка не станет! На Клыкова надеешься? И мы с Хозяином надеялись. Тот мог бы в два счёта со всей этой швалью разобраться, а заодно и вас, революцьонеров, к стенке поставить, раньше бы за ним не заржавело, а сейчас что-то не торопится. Только вы Клыкова всё равно берегите, больше вам надеяться не на кого; вы и живёте-то сейчас лишь потому, что у его парней есть оружие. Боится его Пасюк, пока ещё боится. А на меня особо не рассчитывайте. Не спасёт Асланян от виселицы, ему б о себе позаботиться.

- В чём-то мы просчитались, - согласился Сашка. - Ты в жизни всякое повидал, знаешь, что без ошибок в больших делах не обходится. Сам-то я Терентьева уважаю, много чего сделал человек. И плохого немало, но хорошего больше, гораздо больше. Но сейчас надо бы по-другому, потому как совсем неважные дела в Посёлке.

- Что-то я не заметил, - сказал Степан. - То ли ослеп на старости лет, то ли поглупел. После катастрофы, помню, было голодно. Ватаги беспредельные - это да, насилу отбились. Когда твари со всех сторон на Посёлок двинулись, тоже пришлось несладко. А сейчас-то что? Кто-то бедствует, картофельными очистками да водичкой перебивается? Нет, и не предвидится такого. Трудно, да, но не так, чтобы очень.

- Не верю, что ты не понимаешь! Дело не только в еде, скоро будем голыми ходить! - загорячился Сашка. - И металл заканчивается, и новую одежду шить не из чего. Хорошо, что вопрос с оружием решился!

- И другие вопросы надо решать! Если Артур придумал, где взять железо и тряпки, рассказал бы Хозяину, вместо того, чтобы подбивать барачников на бузу.

- Асланян не знает, где взять, зато он знает, что сейчас не время рассуждать о том, как организовать хорошую жизнь для всех. Бояться кого-нибудь обделить, когда мы все на грани гибели, это и есть верх лицемерия. И рад бы Асланян каждому отгрузить столько добра и счастья, сколько человеку надобно, да не знает, где найти его, это ваше дармовое счастье. Он говорит, что если кто-то кричит о счастье и справедливости для всех, его в первую очередь волнует счастье и справедливость для себя любимого, а остальным - что останется. А ещё он говорит, что справедливо, это не когда поровну, а когда по заслугам.