Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Проходите, мсье, к сожалению, вы попали к нам не в лучшие времена. На прошлой неделе здесь хорошо повеселились президентские гвардейцы и пока не расплатились за это, — такое пояснение запущенности внешней обстановки бара последовало от худощавого и лысого человека, который стоял, опираясь локтями о стойку бара. Его голубая рубашка и джинсы находились в таком состоянии, как будто он не снимал их с себя несколько недель. — Позвольте представиться, Жюль Гомез, бармен и, по совместительству, директор.

Бывшему владельцу, а ныне директору отеля "Индепенденс" было пятьдесят лет. Это был типичный "пиед нуар". В душе он с большим предубеждением относился к неграм. Независимо от их политической ориентации он их всех делил на две категории: мелких жуликов и грабителей с большой дороги. Три месяца назад, он приставил к Шеннону своего соглядатая, мальчика лет десяти по имени Бонифаций. Только позже Кот понял настоящую причину — Гомез оказывал подобную услугу всем своим гостям, хотели они того

— или нет. Если иностранного туриста почему-либо арестуют и отвезут в участок, мальчишка через кусты рванет к Гомезу и все расскажет. Он, в свою очередь, доведет информацию до швейцарского или немецкого посольства, чтобы кто-нибудь начал переговоры об освобождении, пока арестанта не забили до полусмерти.

Внезапное появление Жана и Курта в единственном отеле Кларенса вызвало настороженный интерес как у владельцев, так и завсегдатаев бара, не решавшихся покинуть отель.

— Что вы пожелаете? — Гомез был сама любезность.

— Пива и что-нибудь пожрать, — в лоб заявил Курт на своём французском. — Я голоден как волк.

— Прошу, мсье, присаживайтесь. Выбор у нас не богат, но вы будете довольны. У нас есть свежий "Примус".

— Я предпочитаю "Кроненбург", — заявил Лангаротти.

— Увы, он у нас кончился… — вежливо сказал Гомез.

— Хорошо! Давай "Примус"!

— И пару антрекотов, — Жан уловил доносившийся с кухни слабый аромат жареного мяса.

— Сию минуту, мсье! Могу предложить Вам жареную свинину и дичь.

— Давай нам свинину!

Не успели наёмники удобно расположиться у столика, как к ним подошёл лысоватый мужчина небольшого роста, одетый в поношенный костюм для сафари. Его выцветшие голубые глаза вызывающе блестели из-за стальной оправы очков, а непомерно большой, обожженный до красноты нос задорно морщился.

— Позвольте представиться, Борлик, Вильк Борлик, охотник и коммерсант, — вежливо сказал он и поставил на стол пару "Кроненбурга". — Вы позволите присесть.

— Присаживайся, мы не против. Не так ли, Курт? — Жан подмигнул Земмлеру. Немец кивнул, уткнувшись в меню.

— Выпьем!

— Выпьем!

— Я слышал Вы заказали свинину! Сегодня у здесь очень разнообразное меню.

— А что так?

— Ну, во-первых, у меня вчера была удачная охота. Я притащил нашему хозяину трёх индеек и муравьеда…

— Так вы охотник?

— Да, — Борлик выпятил грудь, а потом ехидно улыбнулся и продолжил, — .а, во-вторых, сегодня под колёсами машин погибли несколько свиней

К тому времени, как были опустошены пятнадцать банок "Примуса" — за счет Жана, — наёмники уже знали, что их новый знакомец родом он был откуда-то с Карпат, что перебрался он сюда ещё в тридцать пятом году. Будучи еще юнцом Вильк начитался книжек Буссенара, Жюля Верна и Конрада. Борлик жаловался на то, что они обманули его. Местное солнце опалило его редкие волосы и выдубило кожу.

— Наверное, Буссенар писал специально с той целью, чтобы его читатели не узнали правду об Африке, — распалялся Борлик. — Ведь читателям что было нужно? Им подавай честных и преданных слуг из числа туземцев, которым неведомы понятия "обман" и "предательство", которые вечно будут обмахивать тебя пальмовым опахалом при свете луны на пляжном пикнике. Им подавай смуглых служанок, у которых груди размером с кокосовые орехи и которые будут вечно покачиваться перед твоими глазами. Почитатели Майн Рида и Буссенара не хотели и слышать о мошке и инфекциях, о жаре, которая душит тебя почище любой веревки. Они до сих пор не верят в то, что у здешних женщин груди похожи на бурдюки, из которых вылили предварительно всю воду. Подвыпивший Курт подвинул еще одну банку с пивом к этому говорливому и нудному старикану и спросил:

— Тогда что вам мешает вернуться обратно на родину?

— Куда? В Закопане? Здесь Кимба только грабит, ну может немного побьёт, но всё же чувствуешь себя белым человеком, да и заработать можно. А там меня ожидает и то, и другое, да ещё ограбят и мозги все пропарят, что всё так и надо!

— Какие страшные твои Закопаны, — ехидно улыбнулся Земмлер.

— Они не страшные, они красивые. Это в Польше сейчас страшно. Вообще для Европы я уже непоправимо отощал, слишком постарел и вообще сломался. В Западной Африке я подметил только две хорошие вещи. Во-первых, жизнь дешевая. А во-вторых, не надо платить деньги за курорт у моря. Но если бы этот старый козел Буссенар был бы еще жив, я бы все отдал за то, чтобы только придушить его. Не люблю писак… — Борлик кивнул в сторону сухощавого мужчины с выгоревшими льняными волосами, который, пристроившись в углу, что-то черкал, кажется, стенографическими знаками, в свой блокнот для рисовальной бумаги.

— Это Алекс. Приехал в Кларенс на Праздник Независимости. Работает из Уарри сразу на несколько парижских газет. Кроме того, сотрудничает под другим именем с целой сетью американских изданий, не говоря уж об Ассошиэйтед Пресс и Би-Би-Си. Бедняге приходится каждый материал переписывать четыре раза, и каждый раз по-новому. Небось писательская чесотка замучила.

Алекс воспринял тираду Борлик как должное. Было видно, что они давно знакомы:

— Ты опять за старое, папаша Вильк, — добродушно заворчал он. — Не волнуйся, не замучила. — Журналист бросил ручку, встал, потянулся и почесал свою грудь, обросшую спутанными, рыжими, как у викинга, волосами, которые топорщились из-под распахнутого ворота рубахи. У него был взгляд человека, который вполне был способен выпить стакан пива, купленного другим, а потом описать его в четырех разных материалах как бокал с двойным виски.

— Вы к нам надолго, господа? — обратился он к наёмникам. — Меньше слушайте этого старого пердуна, Виля. Скажу по секрету, он — браконьер. Снабжает хозяина нашего шалмана Гомеза свежей дичью. А ещё он обдурит любого туземного торговца, всучив ему нейлон вместо шёлка, а тушёнку вместо консервированной ветчины.

— Не любишь ты меня, Алекс, — произнёс Борлик, картинно протянув к нему руки. Журналист не понял шутки, и возмущённо уставился на торговца.

Тот как ни в чём не бывало продолжал. — Ты что не знаешь, чем я промышляю? Я прослышал, что сегодня должен прийти пароход из России…