Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Вот они, — Лангаротти протянул папку с золотым тиснением Шеннону и продолжил. — Патронов, годных к употреблению, набралось всего два ящика. Выстрелов к русскому лёгкому миномёту осталось штук пять. Вообще у нас оказался большой расход боеприпасов.

— Этого следовало ожидать.

— Все трофеи разобрали, — продолжал корсиканец, — к обоим восьмисантиметровым миномётам, взятым в аэропорту, не хватает опорных плит, полторы или две дюжины винтовок в хорошем состоянии, кое-что из остального требует ремонта, остальное — металлолом.

— А что представляет собой этот металлолом?

— Я же не оружейник. Починить винтовку могу, разобрать-собрать автомат или пулемёт — тоже, а вот так всё скопом — нет! Там на месяц нудной работы: надо перебрать несколько сотен ржавых винтовок…

— …?

— Тут нужен Горан, чтобы оценить её состояние. А он сейчас на "Тоскане". Лично мне кажется, что её разорвёт при первом выстреле…

— Кот, я тоже не хочу я возиться с железками! — присоединился к Жану Курт. — Давай мы лучше займёмся боевой подготовкой. А то большинство этих горе вояк с трудом различают ствол и приклад! Патрик, Джинджи и остальные вряд ли сами управятся.

— Замётано. До ухода "Тосканы" в Европу вы будете взяты на оклад инструкторов. Долларов по двести в неделю я вам гарантирую. Вам надо будет за неделю сколотить отряд для операций в джунглях и обучить остальных как обращаться с оружием.

— Это мне больше по душе, чем считать железки вместе с Барти, — довольно ухмыльнулся корсиканец.

А теперь за дело! Земмлер иди в радиорубку, обеспечь мне связь с Вальденбергом, а ты Жан отвечаешь за безопасность дворца. Бутерброды и пиво я возьму с собой наверх. Сейчас там начнётся первое заседание Комитета.

— Кот, подожди, — Лангаротти передал командиру красную папку и вкратце пересказал разговор в отеле.

— Спасибо, Жан!

Шеннон вошёл в зал заседаний. Пятеро членов Комитета уже сидели за столом, ожидая доктора Окойе. Пятеро колоритных африканцев сидели по обе сторны стола и представляли собой две противоположные стороны, два конкурирующих племени. В свое время все они были членами колониальной ассамблеи и в совокупности представляли восемдесят три общины страны. Каждый из пяти делегатов являлся доверенным лицом племенной верхушки. Им не хватало образования, но в природной хитрости и смекалке им отказать было нельзя. По правую сторону стола сидели главы племени винду Адам Пир и Калин Верд. Формально они представляли самую большую часть настроения страны, живущих за Хрустальными Горами. Практически не могли контролировать даже за десятую часть из жителей Загорья, но этого было достаточно, чтобы их включить в Комитет. Прямо напротив них на другой стороне стола расположились вожди бакайя: Робер Кауна, Сима Вашни и Айказ Фернандес. Кауна, маленький, тёмношоколадный человечек с густой седой бородой был абсолютно лыс. Он представлял сплочёный, но немногочисленный клан, проживавший на севере Зангаро и юге Гвиании. Вашни, возглавлявший береговых бакайя, сидел и загадочно улыбался. Айказ Фернандес был аббатом и представлял всех бакайя-христиан. Вождь или старейшина — это громкое слово, с которым у туземцев обычно ассоциируются представления о людях, окруженных ореолом реального либо призрачного величия. Те вожди, которых встречал Шеннон во время своей службы в Конго и Биафре, не вязались с традиционными для европейца представлениями. Это был обычно худой, изнурённый тяжким земледельческим трудом старик, внешне не отличимый от односельчан. Однако, те явственно ощущали невидимый барьер, между собою и главой деревни. Авторитетом вождя никто не смел пренебречь. Этот авторитет, как вскоре Шеннон узнал, питался многими корнями. Как правило, старшина деревни был потомком основателя деревни, того, кто когда-то первым пришел на эти земли, возделал его и собрал урожай. Таким образом, глава деревни устанавливал с землей неразрывную, вечно живую связь, от поддержания которой зависело процветание нового поселения. Духи умерших требовательны. В потустороннем мире они хотели жить столь же сытно и богато, как в родной деревне, и готовы были возмутиться малейшим проявлением невнимания. Их гнев мог быть опасен, и его боялись. Никто не был в состоянии лучше следить за нерушимостью этой связи, чем прямые потомки первооснователя селения. Считалось, что они находятся в беспрерывном общении со всеми предками своей общины. Авторитет рода был основой власти старейшины. Сильный, процветающий союз сородичей легко удерживал влияние на деревенские дела в своих руках, но, когда его ослабляли эпидемии, внутренние раздоры, войны, разорение, соперники поднимали голову. Возможность продвинуть на видный пост своего выдвиженца сулила заманчивые выгоды. Ведь именно вождь от имени всей общины приносил жертвы во время эпидемии, засухи или затяжных дождей: резал кур, закалывал коз или баранов. Найти человека, способного вызвать всеобщее уважение, было далеко не простым делом. От будущего вождя требовались острое чувство справедливости, врожденная доброжелательность и мудрость. Родовой совет иногда заседал неделями, чтобы выбрать достойного человека. Глава общины был быть не только хорошим воином и рачительным хозяином, но и дипломатом: временами ему приходится вступать в споры с соседями из-за земли или по другим поводам. Высокое умение требовалось также для приема наезжающих из города и часто вороватых чиновников. К власти нельзя допускать человека, который мог бы сломать уклад деревни своей жадностью, невоздержанностью, пристрастностью, нетерпимостью, легкомыслием или вздорностью своих решений. По мере того как деревня разрасталась, вокруг вождя складывался совет, в котором были представлены все группы кровных родственников, все большие семьи общины, возглавляемые старейшинами. В своих скитаниях по Африке Шеннон не раз видел, как они собирались в тени раскидистого дерева, часто называемого "деревом совета". Вечером, когда спадал зной, они сидели на невысоком помосте часами обсуждали дела общины: перераспределение земли, раскладку налогов, время проведения общественных работ, организацию общинных праздников и ритуальных церемоний, конфликты. Вынесенное ими после неторопливого обмена мнениями решение принималось всеми крестьянами как закон. Такая же картина наблюдалась и на уровне племени. В прочности корней, питавших власть деревенских вождей, не раз убеждались колониальные администраторы. Они, естественно, пытались всюду насаждать "доверенных" лиц и часто ставили их над деревнями, не считаясь с местными традициями. В результате возникало странное положение, когда подлинный глава общины прятался за спиной колониального ставленника. Первый не смел открыто проявлять свой авторитет, тогда как второй ничего не мог шага ступить без его поддержки. Такое положение сохранялось годами, но постепенно менялось.