Сергей Москвин - Пифия

Мама с сомнением покачала головой.

– Вы не представляете, насколько он огромен.

– А я не собираюсь сбрасывать на него бомбы, – засмеялся Стратег. – Я сделаю так, что он проглотит их!

Мама обернулась к нему. Впервые, за все время разговора.

– Каким образом?

Но Стратег не стал ей ничего объяснять.

– Увидишь, – пробурчал он, потом подошел к дверному проему и крикнул расхаживающему между ящиков Левше: – Получается? – Не дождавшись ответа, Стратег хлопнул себя рукой по лбу и повернулся к Палачу. – Долго он будет возиться?

Палач неопределенно пожал плечами. Майка поняла, что он тоже этого не знает.

– Левша наш лучший минер-подрывник еще с довоенным стажем. Быстрее него все равно никто не сделает… да и не сможет.

Тем временем Левша снял с одной из бомб переднюю крышку (вскрыл ей голову!) и теперь копался в мозгах бомбы, тыкая туда проводами и своими инструментами.

– Что он делает? – спросила у Стратега мама, наблюдая за Левшой.

– Соединяет взрыватели в цепь, чтобы взорвать все бомбы одновременно.

Прошло довольно много времени, Майка даже успела замерзнуть, а Левша все возился с первой бомбой. Стратег то и дело бросал на него нетерпеливые взгляды. Ему тоже было холодно, но Майка чувствовала, что он волнуется по другой причине. В конце концов, Стратег не выдержал.

– Специально привезли сейсмограф, чтобы отслеживать перемещение червя, только без геофизика этот ящик бесполезен! Девочка, ты чувствуешь монстра? Можешь сказать, где он сейчас находится?

Майка не сразу поняла, что Стратег обращается к ней. Так вот зачем она ему понадобилась – узнать, где червь!

– Я боюсь смотреть на него, – призналась она. – Мне страшно.

– Оставь мою дочь в покое! – выступила вперед мама, заслонив от Стратега Майку.

Но тот не отступил и даже не сдвинулся с места.

– Нет, уж пусть постарается! Я не хочу оказаться в пасти червя, если эта тварь внезапно вылезет из земли! Думаю, что и твоя дочь не хочет!

– Нет, – покачала головой Майка. Она чувствовала, что вот-вот расплачется, и обрадовалась тому, что мама заслонила ее от Стратега. – Червь еще далеко. Но он… – она всхлипнула, – ползет сюда.

– И долго будет ползти?! – не унимался Стратег.

Майка снова всхлипнула.

– Я не знаю.

Стало тяжело дышать. Она широко открыла рот, чтобы вдохнуть поглубже, и чуть не обожгла себе горло. Воздух внезапно сделался горячим. Не теплым, а именно горячим, как пламя костра! Лицо и все тело Майки покрылись потом. Снежные сугробы вокруг стали стремительно таять, а от обнажившейся в проталинах земли повалил густой черный дым. Его клубы обволокли Майку, и она вдруг увидела в дыму отражение своего лица, с которого пластами отваливалась сгоревшая кожа.

Окутанное ядовитыми испарениями кольчатое тело двигалось в толще земли, неумолимо приближаясь к своей цели. Раскаленный пар вырывался из разинутой пасти чудовища и из каждой поры, каждой трещины на его нескончаемом теле. От жара плавились даже самые твердые горные породы, а содержащаяся в выдыхаемом паре концентрированная кислота довершала их разрушение. Все, с чем соприкасалось тело подземного монстра, мгновенно превращалось в пышущую жаром и насыщенную кислотой жидкую грязь, которая всасывалась пастью чудовища, проходила через его глотку и нескончаемым потоком выбрасывалась наружу.

Сегментированное тело подземного монстра со всех сторон покрывали бесчисленные ряды подвижных когтей. Выпуская одни когти и втягивая другие, монстр без труда менял направление движения, а когда отталкивался всеми когтями одновременно, получал дополнительное ускорение.

Не имеющее мозга тело не ощущало боли, не знало страха и не строило планов на будущее. Оно росло, даже не замечая этого. Но чудовище, лишенное чувств в человеческом понимании, тем не менее обладало одним из них. Это был вкус! Вкус съеденной и еще живущей, но уже намеченной добычи. Вкус добычи ощущался им на любом расстоянии и притягивал к себе подобно магниту. Среди десятков тысяч будущих жертв чудовище выбрало одну – самую вкусную, самую желанную.

Исторгнутая из глотки чудовища кипящая кислота разъедала и плавила камни. Тысячи когтей вонзались в размягченную породу и отбрасывали назад вязкую массу, когда исполинский монстр вгрызался в недра земли. С каждым движением когтей, с каждым рывком кольчатого тела вкус добычи становился сильнее.

Желанная цель приближалась.

Вряд ли обморок длился по-настоящему долго, но Гончей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Майка открыла глаза.

– Все хорошо, милая. Мама с тобой. Мама рядом.

Майка не отвечала. Гончей показалось, что дочь не замечает ее.

– Это было видение?! – влез Стратег. – Спроси, что она видела!

Гончей захотелось врезать ему по губам. Она бы и врезала, если бы руки не были заняты Майкой. Полотенце, которое она снова повязала Майке вместо платка, после того как док забинтовал ей раненую ногу, свалилось с головы, когда девочка упала, но Гончая не решалась его поднять, пока Майка не сможет твердо стоять на ногах, а до этого, похоже, еще было далеко.

– Мама, я… – прошептала Майка и замолчала.

Гончая кивнула.

– Ты что-то увидела, когда потеряла сознание.

– Да? – спросила у нее девочка. Такое с ней случилось впервые. Прежде Майка сама начинала рассказывать о своих видениях. – Я не помню. Но мне страшно.

– Все будет хорошо, милая. Я не дам тебя в обиду, – заверила ее Гончая.

– Мне…

– Холодно? – подсказала Гончая. – Ты замерзла?

Майка помотала головой.

– Жарко. – Она потерла рукой грудь.

Гончая решила, что девочка хочет распахнуть молнию на куртке, и хотела остановить ее, но Майка не стала этого делать.

– Я отнесу ее в кабину, – сказала она Стратегу.

– Нет! – неожиданно резко ответил он. – У нас нет времени!

Что он имеет в виду, Стратег объяснять не стал. Вместо этого он взглянул на одноглазого подрывника, который только что закончил возиться с первой бомбой и приступил ко второй. Неудивительно, что с такой профессией тот потерял глаз и полностью оглох. Гончая даже не сомневалась, что все свои увечья одноглазый получил, подорвавшись на собственной мине. Видимо, он сделал вывод из той роковой ошибки и сейчас работал исключительно аккуратно. Но Стратег все равно остался недоволен.

– Пусть заканчивает. Объясни ему, – приказал он Палачу. – Когда рванем даже одну бомбу, тут будет такое пекло, что все остальные тоже взорвутся. И без всяких электрических цепей.

Палач забрался в вагон к одноглазому и довольно долго ему что-то говорил, сопровождая свои слова непонятными жестами, потом выглянул наружу и сказал:

– Левша спрашивает – почему?