Сергей Москвин - Пифия

Однако снег на путях оказался не таким глубоким, как можно было предположить. Ноги на бегу проваливались в него лишь по щиколотку, а кое-где из-под снега даже проглядывали железнодорожные шпалы. Очень странно, когда они ехали на дрезине, Гончая не заметила никаких шпал. Зато она хорошо помнила, что почти на всем протяжении пути дрезина разгребала снег своим носовым плугом.

«Значит, его стало меньше», – пришла неожиданная мысль.

Гончая решила, что подумает об исчезающем снеге позже, когда вытащит Майку. Кроме спасения дочери, все остальное сейчас не имело значения.

Сзади раздалась пулеметная очередь. Не оборачиваясь, Гончая прыгнула вправо, снежные сугробы с правой стороны казались выше, перелетела через них и… покатилась по голой земле. Однако!

Пулемет стучал еще, наверное, минуту, пока не заткнулся. Гончей показалось, что прошла целая вечность. Не иначе Палач, или кто там стоял за пулеметом, решил расстрелять сразу целую ленту. Но все пули пролетели мимо, причем довольно далеко, Гончая даже не услышала их свиста. Когда пулемет наконец замолчал, она приподнялась на руках (земля под ладонями оказалась сухой и неожиданно теплой, почти горячей!) и выглянула из-за насыпи. Нужно было понять, что замыслил Стратег с остальными. Больше всего Гончая опасалась преследования. Как бы быстро она ни бегала, от дрезины ей не уйти. Но дрезины на месте не оказалось. Во всяком случае, Гончая ее не заметила.

На месте, где стояла дрезина (где она должна была стоять!), клубилась какая-то сероватая дымка, вроде тумана. Возможно, это и был туман, но не молочно-белого, а какого-то пепельного цвета. Гончая посмотрела в другую сторону, где остался вагон с бомбами, но и его поглотил тот же грязно-серый туман. Он был повсюду! Клубился над железнодорожными путями, над обнажившейся землей и над тающими прямо на глазах сугробами внезапно почерневшего снега.

Мама, скорее! Мама!

Гончая вскочила на ноги и, рассекая клубы наползающего со всех сторон тумана, бросилась к дочери. Никогда в жизни она еще так не бегала, даже когда бандиты с Третьяковской стреляли ей в спину. При каждом вдохе саднило в горле, словно она подавилась куском наждачки. А когда Гончая взглянула на свои руки и увидела на них вздувшиеся пузыри, то поняла, что обожгла ладони. Значит, пока она осматривалась по сторонам, земля раскалилась настолько, что к ней стало невозможно прикоснуться!

Но Гончую пугало не это.

Она больше не сомневалась, что расползающийся повсюду пепельно-серый туман – это не испарения и не дымка, а просачивающееся сквозь трещины в земле дыхание червя. Те клубы раскаленного и наверняка смертельно-ядовитого дыма, вырывающиеся из пасти чудовища, которые она увидела, единственный раз заглянув в его нору. Тогда еще завывал ветер и дрожала земля…

Первый подземный толчок Гончая почувствовала, когда по ее грубым расчетам уже должна была добежать до вагона с бомбами. Но вагона не было! А был только туман – дыхание червя и несколько метров железной дороги, которые Гончая еще различала перед собой. А потом рельсы и шпалы вздыбились под ногами и подбросили ее вверх.

Оказавшись в воздухе, Гончая успела сгруппироваться, но падение все равно оказалось болезненным. Да и катиться пришлось по раскаленной земле. У Гончей даже промелькнула мысль, что если она не сможет подняться, то за несколько минут изжарится заживо. К счастью, обошлось без переломов, а ссадины, ушибы, как и ожоги, можно было не принимать в расчет.

Гончая пружинисто поднялась на ноги и рванула обратно к железнодорожному полотну. Пробежала пять, десять шагов – железной дороги не было! Только ядовитый «туман» клубился вокруг и вибрировала под ногами земля. Гончая бросилась обратно, потом закружила на месте – ничего! Она потеряла железную дорогу.

Ноги подогнулись от ужаса, а по спине пробежал холодок, несмотря на то, что все тело обливалось потом.

– Майка, – прошептала Гончая, а через мгновение закричала во весь голос: – Майка! Где ты?!

Сюда, мама! Сюда! Скорее!

Хотя слова Майки прозвучали у нее в голове, Гончая сразу поняла, с какой стороны донесся ответ, и уже не раздумывая, верно ли поступает, рванула в том направлении.

Через несколько секунд она выбежала к железной дороге, а затем увидела и стоящий на путях вагон. Тот самый, с бомбами.

От прежде возвышающихся на крыше и вдоль бортов снежных сугробов и следа не осталось, отчего бронированный вагон приобрел по-настоящему устрашающий вид, превратившись в транспортный контейнер для перевозки оружия огромной разрушительной силы, чем он в действительности и являлся.

– Майка, ты здесь?! – крикнула Гончая, подбегая ближе.

– Да, мама! Да! – раздалось из-за закрытой двери.

Гончая вцепилась двумя руками в дверную скобу и изо всех толкнула дверь в сторону, но ничего не произошло. Дверь не сдвинулась даже на сантиметр.

– Скорее, мама!

– Сейчас, милая.

Вместо слов из горла вырвался какой-то бессвязный хрип. Дышать стало еще тяжелее. Гончая облизала потрескавшиеся губы. Лицо нестерпимо горело, и что-то подсказывало Гончей, что бег тут совсем ни при чем. Это раскалившийся воздух обжигает ей кожу. Может, у нее просто не осталось сил? Но она ту же отбросила эту мысль и снова схватилась за скобу запорного механизма. Рывок!.. Гончая стиснула зубы и даже застонала от натуги. Все впустую.

«Как же открыть эту чертову дверь?!»

– Мама! – снова раздалось из вагона.

– Потерпи, милая.

Гончая оглянулась вокруг. Земля под ногами дрожала уже непрерывно, но стоять она еще могла. Пока еще могла! Вагон тоже пока стоял, хотя и раскачивался из стороны в сторону.

«А если он опрокинется набок? – с ужасом подумала Гончая. – На ту сторону, где находятся двери?» Тогда она никогда не сможет вытащить Майку. Не сумеет спасти дочь!

Стук металла о металл, даже не стук, а дребезжание, привлекло внимание Гончей. Звук доносился откуда-то снизу. Она заглянула под вагон. Там валялся забытый Палачом железный лом и при каждом подземном толчке бился о железнодорожный рельс. Чтобы открыть вагонную дверь, Палач тоже воспользовался ломом!

Гончая схватила лом. Ладони обожгло так, будто она сунула их в огонь. К черту! Не обращая внимания на боль в руках, Гончая ударила ломом в выступающую скобу раз, другой, третий, а когда дверь после третьего удара немного приоткрылась, вставила лом в образовавшуюся щель и, орудуя им как рычагом, откатила створку в сторону.

– Майка!

– Мама! – донеслось из темноты.

Гончая не стала выбрасывать сослуживший свою службу лом, он мог еще пригодиться, а вместе с ним забралась в вагон и бросилась на голос дочери.

Она нашла Майку возле ящика с бомбой, которую распотрошил одноглазый. Девочка сидела на снятом с бомбы обтекателе, притом что обе ее руки были привязаны проводами к деревянной обрешетке.