Сергей Москвин - Пифия

Старшего, который был обут в берцы и вооружен укороченным «калашниковым», звали Башка, его спутника в кирзовых сапогах – Самокат. При виде незнакомой женщины он выпятил грудь и расплылся в добродушной улыбке. Гончую это не удивило. Перед знакомством с ходоками она привела в порядок одежду, вымыла голову и расчесала волосы.

– Катана, – компанейски хлопнул ее по плечу Коленвал. – Ей тоже на Баррикадную надо. Возьмешь за компанию?

Вопрос адресовался Башке. И по тому, что это был не приказ, а вопрос, Гончая поняла, что челноки Коленвалу не подчиняются. В отличие от Самоката Башка посмотрел на нее хмуро и неприязненно, Гончая насторожилась (с чего бы?), но отказываться от нежданной женской компании не стал.

– Пусть идет. Но если вдруг чего, я тебя на себе не потащу, – предупредил он будущую спутницу. – Брошу в туннеле.

Гончая слегка улыбнулась в ответ и кивнула, зато Коленвал заржал в полный голос:

– Ты лучше переживай, чтобы она тебя не бросила, если чего.

Этого говорить не следовало, чтобы не настраивать спутников против друг друга, но необдуманность Коленвала в словах равнялась его невоздержанности в выпивке.

– Он шутит, – улыбнулась Гончая, однако сгладить возникшее напряжение не удалось.

Башка царапнул ее хмурым, подозрительным взглядом, Самокат продолжал рассматривать с прежней приветливой улыбкой, хотя это ничего не значило. Гончая не сомневалась, что он будет так же улыбаться, перерезая ей горло. Но и она вполне могла сделать то же самое, ничем не отличаясь в этом от Самоката и его напарника.

Ей не терпелось отправиться в путь, но пришлось ждать, пока челноки, по их словам, «заберут и упакуют товар». Теперь Гончая ожидала увидеть у них увесистые баулы, однако у выхода со станции они появились с единственным не очень-то большим рюкзаком, который нес за спиной Башка.

Даже сомневаться не приходилось, что в этом рюкзаке повсеместно запрещенная на Кольце контрабанда, а именно – галлюциногенная дурь, массово изготавливаемая на Китай-городе и конкурирующей с ним Третьяковской – основными поставщиками наркотического зелья в метро. Теперь необходимо было выяснить, собираются ли челноки сбывать свой товар на Баррикадной или планируют пронести на Кольцо.

Гончей необходимо было в перспективе как-то попасть на Краснопресненскую, и знание надежных путей, используемых контрабандистами, могло оказаться весьма полезным. Но время для откровенного разговора с поставщиками дури еще не пришло.

Поначалу их маленькая группа шагала молча. Но женщина знала по своему богатому опыту, что даже самые суровые и угрюмые мужчины не могут молчать вечно, а напарник Башки к тому же к молчунам явно не относился. Он и заговорил первым.

– Давно с Коленвалом? – спросил Самокат, когда огни Китай-города остались за спиной.

Он шагал впереди, освещая путь налобным фонарем. Охотничья двустволка висела за спиной, но пальцы постоянно поглаживали ремень с готовностью в любой момент сдернуть ружье с плеча. Гончая пристроилась рядом. Неприязненный взгляд Башки буравил ей спину, но ради хоть какого-то начала отношений можно и потерпеть.

– Сплю? – уточнила она у Самоката.

Он добродушно рассмеялся. Значит, вопрос достиг своей цели.

– Хотя бы.

– Уже завязала.

Он снова хохотнул.

– А чего так? Хромая нога мешает? Или ему не только ногу перебило?

– Тебе все в подробностях перечислить?

Самокат одобрительно кивнул.

– А ты смелая девка, не меньжуешься.

Но сей бодро начавшийся разговор оборвал Башка.

– Хватит языком чесать! Лучше по сторонам гляди! – прикрикнул он на своего напарника. – А ты, Катана, или как тебя, рот заткни! Иначе я тебе его сам чем-нибудь заткну.

«Это вряд ли», – подумала Гончая, но провоцировать контрабандиста не стала.

– Да чё ты, Башка? Нормальная ведь девка, – вступился за нее Самокат.

– Все они нормальные, пока язык за зубами держат, – отрезал Башка.

Под этим утверждением Гончая готова была подписаться, уточнив лишь, что оно в той же мере справедливо и для мужчин.

Самокат обиженно замолчал, хотя время от времени бросал выразительные взгляды на шагающую рядом женщину. Гончая была уверена, что его терпения надолго не хватит. Но нарушил молчание не он, а Башка.

– Катана, – осторожно, словно пробуя звучное прозвище на вкус, сказал контрабандист. – Слышал я про одну Катану. Случайно не про тебя?

– Смотря что слышал, – обернулась к нему Гончая.

– Что та еще стерва, – сквозь зубы процедил Башка, но развивать свою мысль не стал.

Впереди показались фонари Кузнецкого моста.

Первую станцию проскочили быстро.

«Откуда? Куда направляетесь? С какой целью?» – сыпались обычные вопросы. Башка отвечал на них бодро и уверенно. Самокат и Гончая тоже добавили пару слов к месту.

Когда пришел черед досмотра личных вещей, Самокат сделал небрежный, но заранее просчитанный шаг в сторону, заслонив командира погранпоста от подчиненных своей широкой фигурой. В тот же миг заполненный патронами автоматный рожок перекочевал из руки Башки в карман шинели командира пограничного наряда. После челнок предупредительно раскрыл рюкзак, но заглянувший туда пограничник «не заметил» внутри ничего запретного, как ранее «не заметил», что его шинель внезапно потяжелела.

Несмотря на формальность проверки, задерживаться на Кузнецком мосту контрабандисты не стали и поспешили убраться со станции. Снова оказавшись в туннеле, Башка вытащил из бокового кармана своего рюкзака увесистую металлическую фляжку, с удовольствием сделал из нее несколько глотков и передал Самокату. Тот тоже приложился к горлышку и после недолгого колебания протянул ее Гончей. Контрабандисты ее удивили: внутри оказался не самогон и не брага, а крепкий чай. Хороший чай! Гончая с трудом себя остановила, чтобы не допить все до конца.

– Хороший чаек. Спасибо, – она благодарно кивнула и возвратила фляжку Башке. – С ВДНХ?

– Оттуда.

Гончая рассчитывала на более развернутый ответ, и все-таки это уже был разговор. План сработал.

– В Печатниках вон тоже чай варганят, – сказала она. – Даже на Полежаевской пытались, да только им же и потравились. А представляете, если бы они свою отраву по всему метро продавать начали?

– Не мели, чего не знаешь! – огрызнулся Башка. – Не от чая там все передохли! Да и не делали на Полежаевской никакого чая.

– А от чего? – насела на него Гончая. Самокату тоже стало любопытно, и он уставился на напарника с не меньшим интересом.

– Никто не знает, – уступил их настойчивым взглядам Башка. – Те, кто побывал на Полежаевской, разное говорят. И что бандиты на станцию напали, и что мутанты с поверхности пробрались, и что жители сами друг друга перебили.