Николай Одинцов - Мустанкеры

Стихомант предложил казаку присесть и протянул тому ворот с костяным мундштуком.

– Раздувай.

Сэмэн послушно запыхтел, а стихомант быстро сунул лапку в одну из банок и сыпанул в чашку кальяна. Затем он извлек из кармана термотаблетку, надломил и отправил туда же. Почти сразу пахнуло жаром, полетели искры, и чудо-аппарат ожил, задышал, послушный мощным легким Сэмэна. Запах у дыма был приятный, чуть сладковатый, с оттенками меда и еловой хвои. Сэмэн прикрыл глаза. Похоже, ему нравилось. Стихомант тем временем развернул перед казаком небольшой транслятор. Изображение странно двоилось и плыло, сплошные серые завихрения и бугры. Однако Журибеда, похоже, видел нечто другое. Он откинулся на подушки, заулыбался. Стихомант тут же подхватил ворот и сделал долгую затяжку, посидел с минуту неподвижно, потом взял казака за запястье, сверяясь с пульсом, и вдруг защелкал, запузырился рифмованными строчками.

Журибеда закивал, задвигался в такт со словами, а стихомант, продолжая читать, снова передал ему мундштук.

Действо продолжалось не более десяти минут. Все это время Тихон спокойно стоял и с интересом наблюдал за происходящим, пока в браслете на запястье старика не запищало. Тот встрепенулся, выходя из транса, извлек из очередной колбы щепоть порошка, раскрыл ладонь и дунул в лицо казака. Журибеда чихнул, выматерился и пришел в себя. Протер глаза, тряхнул чубатой головой.

– От це гарно! Я там правда летал, Тих! Сначала над поездом, потом выше поднялся. А спустился – смотрю, внизу хуторок наш, вот-вот мать на крыльцо выйдет. И так тепло сделалось и тоскливо разом. Аж до слез! Финал только подкачал… Или нужно было брать подольше? Тогда, может, и с мамкой погутарили бы? Что скажешь, старик?

– Врать не буду. Заранее сказать нельзя, – проскрипел стихомант. – «Полет» всегда вызывает приятные грезы. Можно было бы индивидуально заняться, подобрать нужные стихи. Говорят, цеховые мастера добивались эффекта присутствия, клиент осязал видение и даже совокуплялся с ним. Но это недешево и требует времени.

– Совокуплялся? – Казак почесал шею. – Та ни, этого добра я и так богато иму.

– Ну, а вам чего бы хотелось, молодой человек? – спросил стихомант у Тихона.

– Вы говорили, контрабанда, несертифицированный перевод…

– Есть такое, – тут уже старик шептать не стал. – Мой собственный перевод американского автора конца двадцатого – начала двадцать первого века. Короля ужасов…

– Ну, давай же вкусим теперь мнимых страхов, чтобы страхов реальных потом не бояться, – философски заметил Тихон.

– Хорошо ты это сказал, про мнимые жахи, – одобрительно кивнул Сэмэн. – Надо бы запомнить.

Стихомант тем временем кинул в кальян вторую половинку термотаблетки и порошок из другой банки. Чуть поутихший жар вновь усилился. Друзья прикрыли глаза и откинулись на тюфяки.

Ждать долго не пришлось, старик завыл замогильным зычным голосом:

Веки обоих путешественников начали мелко дрожать, и в воображаемом стробоскопе представились им мрачные картины. Мохнатые слоны летели по небу, расправив, словно крылья, перепончатые уши, вытянув вперед и вверх хоботы. Но страх забирал не от этого…

Душа замирала от осознания неумолимого движения времени. Туда ли, обратно ли… Времени это не важно. Ему лишь бы течь, и поток этот перетирает людей, словно жернова зерно. В крупу, в муку… И, погрузившись в глубины гробового ужаса и смертной тоски, визионеры вдруг получили отдохновение, словно в промозглом склепе вдруг повеяло теплом. Внутренняя дрожь сменилась неожиданным покоем.

Покой и радость, какие нахлынули на Тихона и Сэмэна, возможны стали только после ужаса, который они испытали в начале композиции. Только после проливного ливня особенно ярко и приветливо светит солнце. Только после трескучих морозов невероятно радуют проталины и ручьи. «Только во тьме свет, только в молчании – слово…» И эта фраза… Откуда она пришла Тихону на ум? Из прошлого, далекого прошлого? А может быть, из будущего, и довольно близкого?

– Ух, пробрало! – фыркнул Сэмэн, словно выныривая из холодной воды. – А еще такого же можно?

Тихон промолчал. Добавить было нечего, он тоже хотел продолжения, и опять в том же духе. Как говорил один его старый друг, чтобы душа свернулась, а потом опять развернулась.

– Можно, – с готовностью кивнул стихомант. – Только это уже будет отечественная подделка.

– Годится, – кивнул Сэмэн.

В кальян полетела еще одна термотаблетка, друзья снова блаженно откинулись, и старик загудел утробно:

Когда композиция закончилась, Тихон понял, что его отпустило. Все напряжение последних дней словно соскользнуло с плеч, и только теперь Тихон понял, как этот груз давил его. А теперь – не давит. Прошлое прошло. Теперь можно смело и решительно двигаться вперед. Нет-нет, Тихон не обольщался на тему ожидающей их впереди спокойной жизни, он понимал, что будущее готовит для них новые трудности и препятствия, потребующие преодоления. Но теперь у него были силы смотреть вперед.

– «Голоса», вы сказали, так?

– «Голоса»? Оно конечно… – Старик странно посмотрел на Тихона. – Но имейте в виду, это продукт непростой. Вы уверены? Может, что-нибудь другое?

– Я уверен.

Тихон сам не знал, отчего его заинтересовал именно этот сет. Сэмэн молча кивнул – он полностью доверял другу.

– Хорошо.

Стихомант полез в глубь вещевого завала, долго копался там, ругался вполголоса. Наконец достал на свет гроздь засохших плодов, разложил маленькую жаровню, быстро разжег пламя и принялся по одному бросать плоды на противень. Сморщенные виноградины закипели и дали сок, который стихомант тут же собрал ножом и перелил в маленькую колбу, добавив туда по щепотке из разных пузырьков. Потом закупорил колбу резиновой пробкой и тщательно потряс, перемешивая содержимое.