Никита Марычев - Очищение Духом

- Да и я тоже…

- Оба хороши. Головой надо было думать. А сейчас что, сейчас уже поздно.

Ривелсея свободной рукой потрогала амулет. Может, и сейчас он поможет? Как – это неизвестно. Но вдруг? По крайней мере, немедленно он ничего не сделал. Стены не обвалились. Ей, конечно, везло, но вот сколько это будет продолжаться? А вдруг – всё? Всё. Ведь когда-нибудь это должно же случиться? Учитывая выбранную ею самою жизнь – в любой момент. К примеру, три дня назад (да, она двое полных суток провалялась в подвале, как выяснилось!) её могли застрелить, могли, так же как и Рилану, ножом в горло, могли… что там сделал человек из Посольства, она не понимала, но вполне могло бы ей хватить. Вдруг её всё же признают виновной в убийствах, а тогда уж – всё. Даже если она скажет, что она ратлер. Поверят ли? Не обязательно. Могут – всё равно казнить, если пожелает Градоправитель.

Вот уж не думала она, что Градоправитель Анрельта так сильно сможет повлиять на её судьбу. Больше, чем сам Повелитель. Ну да, он-то там, а она-то – вот где… Это всё очень плохо.

Ирсев сидел подавленный.

- Ривелсея, – спросил он. – Ты уничтожила письмо Стекольщика?

- Нет. Оно у меня в плаще осталось, в кармашке.

- Мы с тобой дураки оба, вот что я хочу сказать.

И снова замолчал.

- Да-а, давно я так не влипал, – произнёс он через некоторое время. – Я не читал письмо-то, но, чую, там много всего понаписано, и всё не в нашу пользу это будет, вот увидишь.

- Увижу, конечно, – буркнула Ривелсея. – А Ансер Виртон – это кто?

- Виртон – это командир Третьего анрельтского гарнизона, а ещё, к тому же, он очень умный и очень хитрый человек. На Дейвиса, наверное, похож, – Ирсев хмыкнул. – Вживую его не видел, ну ничего, это скоро исправится. Он, несмотря на то что он из Стражи, уж с кем только знакомств не водит, за это я поручусь. Да иначе нельзя, а то – никак, не выживешь просто.

- Он хоть добрый? – спросила Ривелсея.

- Очень. Нет, правда. Говорят, что он любезен, внимателен, участлив. И говорит-то всё так: будьте так добры, да не сочтите за труд, да не примите за обиду… Вот только в тот год – в прошлый – он сорок три заключения сделал о повешении разных нарушителей, и тридцать девять из них Градоправитель подписал. Очень добрый человек. Просто изумительно.

- Добрый, – и Ривелсее стало совсем тоскливо.

Долгое время они сидели в грустной и напряжённой тишине. Говорить было нечего. Произнести любое слово – значило лишь усугубить отчаянность положения, потому что ничего хорошего сказать ни он, ни она не могли.

Время шло, а за окном (совсем-совсем маленьким) всё ещё было светло. Почти лето. Как там хорошо сейчас, на воле, на солнышке, на свободе… Ривелсея унеслась мыслью туда, где было так хорошо и привольно, и на этот раз не в Цитадель Порядка, а в Росолесную. Маленькие рощицы – во все стороны, и настоящий лес, подступающий чуть ли не вплотную к самой деревне. Он начинался сразу за плетнём: пройдя в маленькую, узкую калитку, тут же оказываешься между древними мощными стволами, попадаешь в древний, тихий полумрак. Ривелсея прекрасно знала этот лес как минимум шагов на тысячу во все стороны, так же прекрасно, как и собственный огород: слишком много времени за свою жизнь она пролазила по всем закоулкам этого леса, чтобы чего-то не знать. Она почти год не видела его, но точно знала: ни сейчас, ни через пятьдесят лет ничего там измениться не может. Так же высоко и гордо, устремляясь к свету и разливая тьму, тянутся ели в небеса, и густой мокрый мох между стволами всё так же пахнет дождём, и туманом, и грибами. И как же она любила искать и находить эти грибы под этими елями! Речка Овражица бурно пробегала по оврагу в лесу, а потом, совсем ненадолго, подходила к деревне, чтобы поприветствовать её, и снова тут же скрывалась в мокрых туманах старого леса. Свобода, полная жизни, свобода и тишина. И так будет там всегда. По крайней мере, ещё очень-очень долго. Ривелсее стало совсем грустно, она полностью, глядя в стену поверх мрачного лица Ирсева, погрузилась в свои мысли и как-то забылась.

Ужин и правда принесли, тот же самый стражник вошёл и поставил две глубоких плошки. Что-то наподобие каши, густой и вязкой, но, впрочем, довольно вкусной. Ривелсея тут же съела её всю, Ирсев же вяло поковырял ложкой и поставил тарелку к себе на скамью. Он был очень хмурый. У Ривелсеи, понятное дело, настроение тоже было не блестящим, но есть-то хотелось.

Глядя на сосредоточенно-унылого Ирсева, Ривелсея и сама понемногу стала мыслить практически, в голове завертелись всякие варианты.

Сможет ли она, к примеру, вырвать из пола эту самую цепь, которой её приковали? Из всех способов это узнать она нашла лишь один – попробовать. Уверенность в своих силах нахлынула сразу же и очень энергично, она даже удивилась. Очевидно, мощь ратлера в ней постепенно росла: раньше она сомневалась бы в себе больше. Стражник, с умыслом или по совпадению, заковал ей правую руку. Здоровую. Это, несомненно, было удачно. Ривелсея плавно подняла руку, цепь напряглась. Она стала тянуть. Появилось сопротивление. Сопротивление подняло в ней мощь и пробудило гнев. Гнев ещё придал мощи. Всё она делала постепенно и правильно, по всем законам ратлерского учения. Веттар Нарт бы гордился ею. Да ничего такого, в общем-то, просто – не в первый раз. Цепь, конечно же, не поддавалась, но от этого возрастал и гнев. Раз за разом Ривелсея напрягала руку, вливая и вливая новую мощь. Цепь была крепка, ничего не скажешь, но только её возможности были всё же ограничены. Когда наступило равновесие действия и сопротивления (а это случилось уже минуты через три), звенья стали растягиваться. Хотя Ривелсея и чувствовала себя уже частично истощённой, но на фоне истощённости поднималось могучее и жгучее чувство Победы. Она знала: потом ей будет тяжело от усталости, но сейчас-то она должна победить! Ещё мощи. Тихий-тихий треск обозначил то, что замурованное в пол звено цепи рвётся на свободу. Маленькие камушки стали выскакивать, дробясь, из каменного пола. Ирсев смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Из пола, наконец, вытянулось одно звено, потом другое, потом третье… Всё, теперь, с этого момента, уже и не-ратлер легко бы справился.

- Ну вот, – сказала она. – Если вдруг понадобится, я почти свободна.

- Неимоверно, – выдохнул Ирсев. – Я… Я даже не знаю. Нет, Стекольщик сказал, что ты необычная… Но такие вот вещи делать – это что-то. Не думал, что ты сильная – настолько, по крайней мере. Я про себя не говорю, я хилый довольно, но даже если и помощнее кого так приковать вот этой вот цепью… Мужика здорового, крепкого… Да хоть бы и быка! – не вырвался бы он легко! Нет, не вырвался бы. Я поражён.

Ривелсея смолчала. А Ирсев нахмурился неожиданно. Он, похоже, был и правда умён: соображал он быстро.