Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

Никифор пожал плечами, всем своим видом говоря - мое дело предложить, а твое дело отказаться, и больше к вопросу эвакуации руководящего состава из зоны боевых действий не возвращался.

- Итак, игемоны, - вернулся дукс к проблеме франков, - можете высказать свое мнение.

- Наш воевода Гавриил рассказывал о древних эллинских битвах, - блеснул своим знанием военной истории боярин Проня. - Об Александре Македонском, Ганнибале, Цезаре и прочих воителях. Помнится, упоминал он и Беотию, где частенько шли сражения. Так там однажды ромейский воевода Сулица загнал конницу своего противника Митридата, царя Моря, в меланийские топи. Может и нам попробовать?

Однако Никифор его оптимизма не разделял:

— Сулла и верно сумел оттеснить понтийцев в воду, но где мы тут возьмем болото? Да и дожди уже два месяца не шли.

Но боярин так просто сдаваться не собирался, и продолжал генерировать идеи:

- Никифор, ты вот хотел застращать платамонцев видом многочисленных конников. Так может посадить на лошадей побольше народу, чтобы показать франкам полтысячи всадников?

- В степи часто так делают, - подхватил здравую мысль пожилой куман Алтун. Куманского бека выбрали, несмотря на его преклонный возраст, “главой посольства” за владение эллинским языком, и он мог свободно беседовать с византийцами. Мало того, Алтун, также охотно называвшийся своим христианским именем Иоанн, носил по примеру греческих архонтов шелковый хитон, надушенный духами и расшитый золотом. - Мы сажаем на коней детей, женщин, и даже чучела, набитые травой, чтобы ввести недругов в заблуждение.

— Франков этим не испугаешь, - печально вздохнул Даниил. - Они-то знают, что рыцарей у нас мало, а к бесдоспешной коннице относятся презрительно и за противника ее не считают.

— Погубит гордецов их гордыня, - неодобрительно заметил епископ, - помяните мое слово.

— Значит, рыцари на соломенную конницу внимания не обращают, - сделал себе зарубку на память боярин. - Ну, а если подослать им ложную весть, что к нам прибыла помощь…

Мозговой штурм продолжался целый час, пока игемоны не вынесли окончательное решение - операцию по освобождению Платамона не прекращать; войскам, оставшимся в Лариссе, интенсивную подготовку продолжать; рекогносцировку наиболее перспективных полей будущего сражения провести.

***

Дорога к Платамону была проложена не по узкой прибрежной полоске, неудобной и часто заливаемой волнами, а в нескольких сотнях шагов от моря. Сначала путь вел по обширной пенейской долине, но чем дальше к северу, тем ближе к морю подступали предгорья, и, наконец, дорогу преграждала массивная возвышенность, увенчанная крепостью. Конечно, если смотреть с моря, то холм вместе с замком терялся на фоне высоченных гор. Но над дорогой крепость возвышалась, подобно утесу, запирая ее, словно глиняная пробка бутылку.

Когда стратиги, возглавлявшие никейское войско, остановились в двух стадиях от Платамона, они несколько минут молчали, взирая на открывшуюся перед ними картину. Зрелище, представшее перед полководцами, было воистину величественным. Справа беспрестанно волновалось море, бирюзовое у самого берега, и темно-синее на глубине. Прямо впереди высился холм, венчавшийся высокой стеной, зловещие зубцы которой отчетливо виднелись на фоне синего-пресинего неба. Южный, выжженный летним зноем склон холма, обращенный к зрителям, сливался по цвету с крепостной стеной, и потому визуально увеличивал ее высоту, отчего она казалась огромной. Слева вздымались отроги Олимпа, вершины которых терялись в тумане.

Козельский боярин, для которого все было еще в диковинку, восхищенно ахал, разглядывая Платамон:

— Конечно, не Царьград, но все-таки впечатляет! Это место прямо создано для возведения кремля.

Проня, еле дождавшись своей очереди смотреть в единственную во всей Греции обзорную трубу, сразу схватил ее и жадно принялся разглядывать укрепления платамоновской твердыни, пока Мануил читал ему лекцию о своей бывшей цитадели.

— Крепость на этом холме люди основали еще в архаичные времена, едва ли не с самого сотворения мира. Вон там, за холмом, издревле находился славный город Гераклион, названный так по имени Геракла, родившегося в нем. А на холме располагался городской акрополь - одновременно и храм языческих богов, и крепость. Если рассмотреть вблизи основание южной стены, то станет видно, что там камни даже не скреплены раствором, а просто уложены друг на друга. Наверно, так строили в стародавние времена, еще до основания Рима и даже до рождения Гомера. Последние сотни лет стены часто чинили и перестраивали, но не слишком старательно, ведь опасности Фессалии не угрожали. А вот когда к нам вторгнулись франки, они, боясь неминуемого поражения, начали перестройку крепости. Северную и восточную стены венецианские каменщики перестроили заново, начиная с фундамента. А в западной части укреплений начали возводить донжон - это такая огромная башня, намного выше и больше прочих. В ней защитники крепости могут отсидеться, если недруги ворвутся в ворота.

— Вящей башни что-то не видно, - пожаловался Проня, водя трубой вправо-влево.

— Франки ее доделать не успели, а я строительство продолжать не стал, распорядившись лишь накрыть уже возведенные стены навесом и сделать из донжона узилище.

— Это нам сейчас на руку, - довольно хмыкнул Никифор. - Тут обычные-то стены высотой локтей двадцать, и еще донжона нам не хватало.

— Верно, у ворот вышина стены ровно двадцать локтей, - заверил деспот Мануил, - а толщина четыре. Там же, где склоны холма покруче и по ним трудно подняться, стена пониже и кладка потоньше.

*

Покуда командующие армией рассматривали хорошо защищенную твердыню, вперед проскакало три десятка всадников, спеша перерезать дорогу к северу от Платамона. Вслед за ними прошагал отряд строителей под охраной лучников, чтобы немедля приняться за сооружение бревенчатого форпоста.

Еще одну заставу организовали на морском берегу у пристани, чтобы прервать всяческое сообщение осажденных с внешним миром. Конечно, нормальной гавани у Гераклиона не имелось, тут предки Геркала явно дали маху с выбором места для строительства своего полиса. Но в хорошую погоду корабли кое-как приставать к небольшому вымолу все же могли.

Основной же лагерь никейцы начали сооружать к югу от крепости, всего в полутора перестрелах от нее. Саперы демонстративно проводили трассировку периметра и аккуратно срезали дерн, чтобы позже пустить его на укрепление защитного вала.

Конечно, на самом деле вести долгую осаду никто не планировал, и Никифор распорядился вести строительные работы лишь для вида, ограничившись рытьем выгребных ям и установкой палаток. Но когда защитники Платамона взирали со своих башен на возню осаждавших, у них складывалось полное впечатление, что за них принялись всерьез. На таком расстоянии трудно было разглядеть подробности, но можно было заметить ровные штабеля кольев, ряды длинных лестниц, кучи вязанок хвороста и, наконец, накрытую прочной крышей большую повозку с огромными колесами, предназначенную для перевозки тарана.