Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

Тем временем челядины притащили большой стол, на который водрузили модель Платамона с прилегающими территориями, сооруженный по совету боярина. Такой макет Проня видел в Козельске, и при планировании операций по штурму или обороне крепости он был гораздо удобнее двумерного чертежа.

Ввиду близости неприятеля весь комсостав экспедиционных сил был облачен в броню. Даже деспот впервые с момента высадки в Фессалии сменил парадные одежды на доспех. Только Никифор, на правах военачальника, позволил себе ограничиться лишь кожаным поддоспешником, демонстрируя тем самым презрение к противнику.

Между тем платамонцы вдруг засуетились, явно к чему-то готовясь. Заметив шевеление на стенах, щитоносцы, стоявшие подле командиров, сделали шаг вперед, готовясь закрыть свое начальство от стрел. С высоких стен лучники могли метать стрелы далеко, пусть и не очень прицельно, поэтому охрана держалась настороже.

Но, как оказалось, стрелять пока никто не собирался. Со стены скинули веревку, по которой тут же спустился какой-то человек. Рвов вокруг Платамона не имелось, и переговорщик беспрепятственно направился в сторону никейцев. К нему тут же ринулсь пара конных дружинников, патрулировавших местность, и, подскакав к незнакомцу, наставила на него копья.

Никифор кивнул боярину, и Проня, подняв рупор, прокричал своим гридням:

— Павша, пропусти витязя. Он идет с нами потолковать. Да коня ему дай.

Павша любезно отдал греку лошадь своего напарника, и через несколько минут всадники подъехали к наблюдательному пункту осаждавших.

- Грек уверяет, что он воевода Платамона, - прокричал отрок.

- Правда, что ли? - тихонько переспросил боярин у деспота.

- Верно, - вздохнул Мануил. - Это мой бывший друг и эпарх Феодор, поставленный за свои заслуги начальником крепости.

На том обсуждение эпарха закончилось, и военный штаб вернулся к своим делам, увлеченно тыкая указками в макет.

Сам же мятежный комендант, спрыгнув на землю, отдал повод Павшее, и замер, не зная, к кому подходить. Встречать его никто не собирался. Военачальники Мануила обступили большой стол, на котором высилась уменьшенная копия крепости, в которой явно угадывался Платамон, и шпыняли ее палочками, не обращая внимания на посетителя.

Феодор внимательно оглядел недругов, пытаясь угадать, кто есть кто, и какие у них намерения. На первый взгляд никейцы настроены серьезно. Все в броне, даже священник. Кто этот пресвитер такой, гадать не приходилось. Лазутчики уже давно донесли, что некий русский епископ, якобы, из самого Козельска, рыщет по Фессалии, склоняя всех под власть Ватаца.

Закончив свои наблюдения, Феодор сделал пару шагов вперед, как бы напоминая о своем присутствии, но при этом и не слишком навязываясь.

Дукс Никифор, “вспомнив” об эпархе, нарочито досадливо вздохнул, как бы сожалея, что его отрывают от важных дел, и соизволил обратиться к гостю:

— Феодор, если ты просишь выпустить женщин, я не против. Уговор такой - когда вы откроете ворота, мы этим не воспользуемся.

— И еще пропустим священника, - мягко напомнил епископ.

— Ага, - милостиво согласился дукс. - Конечно, не тронем, если он пожелает сопроводить свою паству.

— Кланяюсь тебе за милость, - несколько сухо поблагодарил Феодор, - но мне еще хотелось бы переговорить с вами.

Никифор и сам страстно желал переговоров, но как начинать беседу, не знал. Феодор, так долго определявшийся, на чью сторону встать, виноватым отнюдь не выглядел. Да и вообще, по его виду сразу было понятно, что он опытный вояка, прошедший огонь и воду, напугать которого чем-либо довольно трудно. Эпарх прихрамывал сразу на обе ноги, одного пальца на левой руке не хватало, лицо было иссечено длинными шрамами, тянувшимися во все стороны, а передние зубы отсутствовали напрочь. Но при том Феодор, будучи ровесником деспота, двигался, несмотря на покалеченные ноги, ловко и уверенно, а с лошади соскочил так проворно, как другие не встают со скамьи.

Конечно, все шло к тому, что стороны договорятся, как только сойдутся в цене. Но дуксу, отвечавшему за казну, не хотелось продешевить. На носу война, и серебро сейчас нужно до зарезу. А с другой стороны, терять время на долгие переговоры тоже нельзя. Франки вот-вот вторгнутся в Фессалию.

Затянувшееся молчание прервал Проня, заметивший, с каким любопытством Феодор смотрит на копию своей крепости:

— Когда мы обороняли Козельск, наш воевода распорядился соорудить вот такой игрушечный город, чтобы на нем планировать вылазки.

— Хитро придумано, - покачал головой комендант Платамона. - А это что за медная труба?

— Усилитель голоса, чтобы говорить на расстоянии.

— Вот значит, как ты докричался с дистанции в две стадии, - облегченно рассмеялся грек. - А я то гадал, что там за богатырь с громовым голосом.

— Да это еще что. Посмотри, вот так мы высматриваем неприятеля издалека, - похвастал боярин, поднося к лицу Феодора зрительную трубу.

Дав эпарху минуту, чтобы насладиться чудом дальневидения, Проня с сожалением добавил:

- Вот только чтобы обозревать на сотни верст, нужно взлетать на монгол-виере, а это только наш князь умеет.

Проне, даже не приходилось притворяться радушным хозяином, развлекающим гостя. Взрослые, как и дети, любят похвастать своими игрушками. У женщин это наряды, украшения и прически, а у мужчин - оружие и лошади. А уж если кто-то обзаводится невиданными диковинками, то трудно устоять от искушения продемонстрировать их сведущими людям.

Феодор, насмотревшись на крепость и на горы, ибо в сторону никейского лагеря он направлять прибор деликатно не стал, наконец, бережно передал трубу русичу.

— Вы, козляне, искусные воины, - почтительно признал эпарх. - Нам есть, чему у вас поучиться.

— Монголы это уже поняли, - довольно согласился Василий Дмитриевич. - Вот только брать каменные крепости нам особо еще не доводилось. В нашей-то стороне почти везде стены деревянные, а каменные башни лишь в больших городах возводят. Правда, наши никейские друзья обещали продемонстрировать искусство осады каменных твердынь, но пока что-то не получалось.

Пригнувшись к собеседнику, боярин доверительно прошептал:

- Мне кажется, и дукс и деспот просто не хотят разрушать фессалийские крепости, даже для того чтобы доставить мне удовольствие. Я их понимаю, это их земля, но и с меня князь спросит по возвращению, чему я там научился. Но может, хотя бы в этот раз уладить все миром не получится.

Эпарх, родившийся отнюдь не вчера, и прекрасно разбиравшийся в византийских хитростях, ставшими нарицательными, тем не менее, был сбит с толку. Этот варвар явно не играет роли ни “доброго”, ни “злого” переговорщика, и говорит действительно то, что думает. Фальшь многоопытный грек уловил бы сразу.