Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

- До сих пор Фридрих не вспоминал о своих правах на Грецию, - напомнил Даниил. - А после принесения могучим и победоносным Мануилом клятвы верности императору Ватацу, союзнику Фридрихв, последний тем более не выскажет никаких претензий.

- А истинно ли, что ваш герцог летал как птица? И многие ли в вашем краю обладают таким умением?

- Истинно, - отозвался Проня, - правда, парил князь невысоко. А увидев сверху приближение агарян, разослал гонцов во все стороны, предупредив всех о нашествии. Но кроме него подвиг сей никому не удвался.

Весь обед сотрапезники не столько ели, сколько пытались разузнать друг у друга дальнейшие планы и выведать военные тайны. Но получилось прямо как в пословице - говорили много, да сказали мало.

Когда гостей проводили и на дороге улеглась пыль, поднятая копытами франкских лошадей, Проня вытер со лба пот и укоризненно повернулся к епископу:

- Владыко, отчего ты показал лиатинянам лишь слабейшую часть войска, да еще в самом неприглядном виде?

- Гавша рассказывал, - невозмутимо ответствовал священник, - как древний синский полководец учил: когда ты слаб, покажись противнику сильным, а если ты силен, притворись слабым. Пусть в афинском герцогстве не знают о нашей силе и не боятся, что мы нападем.

- Да нет у нас силы! - едва не перешел на крик рапалившийся боярин. - Лучники, правда, зело хороши, но мало их, щитоносцев совсем на донышке, а годной кавалерии и вовсе кот наплакал.

Ктитор Даниил, услышав, как обижают его всадников, заворчал, но не нашел, что возразить.

- Остальные же фессалийцы, как франк верно заметил, умеют только копать виноградники. Верно про них говорят, что отваги у греков хватает лишь на то, чтобы кинуть камень с верхнего этажа. И теперь в Афинском герцогстве считают, что у нас нет зельной армии.

Козельский иерарх выслушал негодующую речь боярина спокойно и с кроткой улыбкой, нравоучительно заметив:

- Лишь глупый посчитает своего противника бессильным. А если враг глуп, то одолеть его нетрудно.

Василий Дмитриевич открыл было рот, чтобы возразить, но совсем запутавшись в греческой казуистики, лишь махнул рукой и хмуро пошагал к ополченцам, отдыхающим после трапезы, с твердым намерением кого-нибудь отдубасить учебным мечом.

Франки и фессалонцы если и замышляли коварные планы, но нарушать мир не отваживались и пока притихли. Никейцы активно пользовались предоставленной им возможностью и процесс возвращения Фессалии под руку Мануила шел стремительно. Один за другим городки и селения в благодатной долине Пенея подчинялись своему законному деспоту, а заодно, и никейскому императору. Вскоре Никифор добрался до западных пределов державы, без боя овладев горными крепостицами на границе с Эпиром. Мирно прошло и подчинение северных пределов у границы с Македонией.

Там, в тридцати верстах к северу от Лариссы, в западных предгорьях Олимпа, располагался город Элассоны, к которому дукс Никифор не смел приближаться, опасаясь близости македонских войск. Но на тамошнего епископа надавили одновременно и никейский патриарх, и коллеги-иерархи Ларисский и Димитриадский, уже давно склонившиеся перед Мануилом. В результате в один прекрасный день из Элассоны пришло известие, что в соборе провозглашают молитвы не солуньскому “узурпатору”, а Иоанну Ватацу и Мануилу Дуке Комнину, причем именно в таком порядке, давая понять жителям, кто на самом деле тут главный.

В общем, дела шли споро. Ополченское войско муштровалось, потихоньку экипировалось и отъедалось, благо гениальный Ватац догадался ввести в своей армии должность интенданта, и поставки фуража были централизованы, а не отдавались на откуп командирам отрядов или же самим воинам. Мало того, император, начавший относиться к этой авантюре серьезно, все чаще баловал дукса, присылая золото, оружие и даже сотни своей отборной пехоты. В итоге на исходе лета почти вся Фессалия перешла под власть деспотии. Осталась лишь одна большая заноза - замок Платамон, оседлавший восточный склон Олимпа и стороживший стратегически важный путь вдоль побережья.

Комендант Платамона игемон Феодор, сознавая важность своей твердыни, юлил, не говоря твердо ни да, ни нет, и всячески затягивал переговоры, выводя Никифора из терпения. Правда, епископ Григорий призывал дукса к выдержке и уверял, что Платамон все равно подчинится. Так, по крайней мере, обещал их воевода Гавриил, а он пока ни разу не ошибался. Но византийца пророчества далеких северных рыцарей особо не убеждали. Дукс уже сердился не на шутку и стал готовиться к походу, ожидая лишь подхода половцев.

Незадолго до того из Никеи пришла весть, что куманы, поселившиеся год назад в Венгрии, вдруг взбунтовались и покинули придунайские равнины, перекочевав в Болгарию. Там некоторые из степных родов не стали задерживаться и попросили у Ватаца разрешения поселиться в никейской части Фракии. Иоанн, загодя информированный русскими послами о возможности такого варианта событий, уже был к нему готов, и сразу направил пару сотен половцев на юг.

Однако деспот Мануил оптимизма Никифора не разделял и выразил сомнения в том, что степняков пропустят в Фессалию:

— Формально, у меня с братьями и племянниками мир. Я лишь вернулся в свои владения и восстанавливаю в них законную власть. Но на деле дорогие родственники явно не позволят пропустить подмогу через свои земли. Ну, разве что эпирский деспот Михаил Второй. Он склонен к дружбе с Ватацем, хотя особых благодеяний и от него ждать не стоит.

Прошло несколько дней, пока гонцы носились туда-сюда по просторам Греции, и вскоре пришло ответное послание от Михаила. Эпирский владыка с сожалением сообщал, что не может пойти против воли солуньского императора. Когда он недавно открыл свою территорию для прохода никейских лучников, спешивших в Италию, то Фессалоника не возражала, ибо речь шла о помощи германскому императору Фридриху. А все, что Михаил может позволить сейчас, это лишь пропустить половецкое “посольство” с небольшим сопровождением.

Впрочем, “небольшая” охрана куманского бека, на следующий день прискакавшего в Лариссу, насчитывала сорок конных - ничтожное количество для степей, но солидный отряд для греков, которые больше, чем несколько сотен всадников за раз собрать не могли. Теперь, если посчитать всех комонных, никейцы могли выставить двадцать конных дружинников, десять наемников, умевших сражаться верхом, десять дюжин поместной конницы, сорок куманов и свыше полусотни данииловских всадников. Сила немалая… если смотреть издали. На деле же, лишь русичи были полностью экипированы, но и их никак нельзя было назвать опытными воинами. В отряде фессалийской знати, состоявшем из аристократов, их родственников, друзей и слуг, степень вооруженности и воинского умения различалась от тяжелых катафрактов до бесдоспешных трапезитов. То же самое касалось половцев. Правда, у всех степняков имелся лук, которым куманы отлично умели пользоваться. Ну, а что касается ктитора, то его основной контингент и вовсе был набран из пастухов, заслуживших такую честь лишь за свое умение скакать верхом.