Евгений Шкиль - Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ)

Самую большую площадь в лечебнице занимало родильное отделение. Оно было гордостью Творцово и лично мамы Хоны. Не зря сюда приезжали рожать со всех окрестностей.

Олег прошел по коридору к палате, где лежала его сестра Лидия. Палатами называли чистые, легко проветриваемые и хорошо освещенные помещения. В них располагалось от двух до шести кроватей для больных. Лидия, как дочь принцепса, находилась в отдельной комнате. Впрочем, и там у нее имелась соседка.

Подходя к палате, Олег услышал мелодичное пение. Это была колыбельная, под которую кочевницы баюкали своих чад. Юноша знал ее наизусть, поскольку и мама Хона, будучи байкершой по рождению, часто напевала ее, укладывая спать дочек и сыновей.

Парень осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Он увидел маму. Она, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, держала в руках младенца. Маленький комочек живой плоти, обернутый в бледно-серую материю, был совсем не виден, только крохотная ручонка, неведомым образом пробив себе путь сквозь складки ткани, вылезла наружу и тихонько шевелила миниатюрными пальчиками, а мама, нет, бабушка Хона выводила древний мотив:

- Засыпай, на руках у меня, засыпай! Засыпай под пенье дождя...

И у Олега защемило где-то внутри, будто мелодия эта заставила вспомнить нечто такое, что уже никогда не вернешь. Не родиться тебе заново, и не будет укачивать мама, и ощущение абсолютной защищенности больше никогда не посетит тебя, и тепло ее рук уже давным-давно воспринимается совсем по-другому. Нет, ничего этого уже не будет, ты вышел из колыбели и обречен идти, бороться, разочаровываться, падать, но вставать и продолжать идти...

Чтобы прервать чувство неловкости, так неожиданно нахлынувшее на парня, Олег кашлянул. Мама Хона бросила быстрый взгляд на сына, кивнула - мол, выйди, я скоро - и продолжила качать младенца.

Юноше пришлось ждать с четверть часа, прежде чем в коридоре появилась мама Хона.

- Я уезжаю сегодня, - сказал Олег, - пришел проведать Лиду и... с тобой попрощаться.

- Я знаю, что ты уезжаешь, - тихо произнесла мама Хона, - мы с папой Юлом обсудили это под утро.

Олег заглянул в глаза матери. Они были выцветшие и усталые, как у отца. Лицо, округлое, еще не потерявшее привлекательности, уже начало покрываться морщинами, а в темно-русых волосах давно завелись широкие пряди седых волос.

- Лида спит. Она еще очень слаба и ей до кормления остался час. Не тревожь ее, я передам твои поздравления, - сказала мама Хона.

Наступила неловкая тишина. По крайней мере, Олег чувствовал дискомфорт. Мама, когда-то казавшаяся такой большой, сильной и умной сейчас почему-то выглядела маленькой и как будто растерянной. Может, дело не в маме? Может, просто Олег стал взрослее?

- Вот и ты покидаешь меня, - мама Хона тоскливо вздохнула, - Кассий - в Ростовской фактории, Алиса - жрица Анимы в Забытой деревне, а теперь ты.

- Я вернусь, - обнадежил Олег.

- Конечно, вернешься, - мама Хона улыбнулась, - ты не обращай внимания, это все бабьи сопли. Ты, главное, там не дури и не лезь на рожон. Деду Ури скажешь, что его единственная дочь шлет ему привет и совершает очередной подвиг, как и полагается байкерше Стальные бедра.

- Подвиг? - не понял Олег.

- Да, - кивнула мама Хона, - когда я была совсем девчонкой, строптивой и вредной, я мечтала о подвиге, не хотела отставать от мужчин-байкеров. Думала, вот перейду Пагубь, сражусь с врагами, и это будет нереально круто. А на самом деле не сегодня так завтра у двух моих рожениц воды отойдут, и мне вот-вот принимать роды. Это и есть мой вечный, главный и последний подвиг: помощь в сотворении новой жизни. Люди смотрят на меня с благодарностью, и мне становится тепло.

Олег кивнул в знак понимания, а мама Хона, встав на цыпочки, обняла сына.

- Я бы проводила тебя, - сказала она, - но боюсь не выдержать, а дочери вождя, байкерше Стальные бедра и жене принцепса негоже пускать слезы на людях. Иди, сынок, иди, и пусть боги моего племени и племени твоего отца хранят тебя. Пусть Божья Четверица благословит твой путь и по дороге над тобой следуют небесный стальной конь Харлей Изначальный и небесная стальная кобыла Ямаха Первородная. Иди, сын, - глаза мамы Хоны увлажнились.

Олег повернулся и медленно побрел по коридору, но в последний момент вдруг остановился и спросил:

- Мам, ты ведь с отцом соришься? Ну, то есть споришь?

- К чему этот вопрос? - удивилась Хона.

- Просто я помню из детства, что вы сорились и спорили, но всегда стоите друг за друга... хотя, ладно, извини...

- Но почему же, я отвечу, - мягко произнесла мама Хона, глаза ее мгновенно высохли, в них появился озорной огонек, - есть такая магия, называется физика. Я читала ее, но Юл, конечно же, знает лучше об этом колдовстве. Я хорошо запомнила один закон: опереться можно только на то, что сопротивляется тебя. Я, думаю, ты понял, о чем я. Мы с папой опора друг для друга.

Олег кивнул, но вместо того, чтобы уйти, задал еще один вопрос:

- Мам, а правда, вы с папой любовные побратимы?

Глаза Хоны превратились в веселые щелочки, морщины на лице разгладились, и, казалось, она помолодела на двадцать, а то и на все тридцать лет.

- С чего ты это взял?

- Ходят такие слухи...

- Иди уже, - мама Хона засмеялась, - любопытство до добра не доводит. Иди, исполняй свое предназначение!

Гексаграмма 2 (Кунь) - Исполнение

Отряд остановился в сторожке посреди степи. Рядом был вырыт колодец и поставлен небольшой загон для лошадей. Последние десять-пятнадцать лет подобные перевалочные пункты строились как байкерами, так и демиургцами для того, чтобы путники не мерзли у костра, тревожно высматривая в ночной темноте хищников.

Четыре байкера, Олег и Цеб расселись на лавках перед растопленной печкой. По рукам шел мех с брагой, и разгоряченные кочевники травили байки. Один из бородачей рассказывал, как прошлой осенью он самолично видел едущих вдоль горизонта на самоходных двухколесных машинах легендарных возлюбленных: Вира Златорукого и Чезету Хмельную, остальные в отрытую потешались над краснобаем, советуя меньше бухать.

Олег с непривычки быстро захмелел и клевал носом. Номады, ссылаясь на то, что на байкфесте все равно придется пить, убедили бедолагу, что нужно потренироваться.

Вот и потренировался.

Сознание гасло, и вместе с ним постепенно глохли вибрирующий смех, непристойные шуточки, уже не казавшиеся смешными, и потрескивание поленьев в печи. Еще немного и Олег ушел бы в забытье, как вдруг его кто-то принялся тормошить. Парень поднял голову, продрал глаза и увидел перед собой раскрасневшееся лицо Цеба.

- Пойдем, выйдем, - прошептало лицо, - у меня к тебе важное дело.

Олег резко поднялся, схватился за сумку, проверил, не пропали ли берестяные послания для деда Ури, брата Кассия и будущего тестя Хорекса. Все на месте. Все в порядке. Парень, пошатываясь, последовал за другом к выходу.