Андрей Васильев - Ученики Ворона. Огни над волнами

Я еще потер щеки снегом и, пошатываясь, подошел к костру, заприметив там монсеньора Лигона. Тот увидел меня, толкнул в плечо сидящего рядом с ним латника, чтобы подвинулся. Я плюхнулся на освободившееся место, охнув от стрельнувшей в бок боли.

— А обещали моему наставнику, что не станете понапрасну подставлять мою голову под удар, — попенял я ему, совершенно не задумываясь о том, что этот человек старше меня по возрасту и положению, причем намного. — Слово чести давали.

Прозвучит странно, но я особой обиды на него не держал. Серьезно. Мне было предельно ясно, что к нему я попал не случайно, что тут постарался некий человечек, который подмастерьев по отрядам распределял. Скорее всего, монсеньор Лигон как-то был связан с достославным родом де Фюрьи, потому меня и направили именно в его отряд. Ну а еще до моего появления сюда пожаловали братья со своими людьми, которые и попросили о небольшой услуге, которую Лигон и оказал. А почему нет? Причем о том, что меня, возможно, убьют, речь, я полагаю, не шла, скорее всего, ему рассказали о том, что мне просто хотят намять бока, что его не удивило. Дело молодое, пусть кулаками помашут.

— И я сдержу свое слово, — невозмутимо произнес Лигон, протягивая мне полупустой мех, из которого приятно пахло вином. — Завтра будет веселый день, и я не собираюсь кидать тебя в прорыв в первых рядах, когда мои молодцы пойдут на штурм стен. Я ведь что обещал мастеру Шварцу? Не подставлять твою голову в бою. А тут — мой шатер, это же совсем другое дело. Ну и потом — ты же жив? Вот и слава богам. Пей, легче станет.

— Хоть бы подмигнули. — Я отхлебнул вина и скривился — оно было холодное до невозможности, и у меня тут же заныли зубы, по которым пришелся удар.

— С чего бы? — изумился монсеньор Лигон. — Ты мне никто, я тебя в свой отряд не просил. А вот те парни, что тебя там ждали, — сыновья одного очень достойного человека, который водит дружбу с моим старым приятелем. Он замолвил за этих молодцев слово, попросил меня помочь им. Как же я мог ему отказать?

— Разумно, — признал я. — Ох, как они меня отделали, все болит.

— Стыдись, — пожурил меня Лигон. — Подумаешь, наподдали маленько, велика беда. Ты из шатра вышел на своих двоих, стало быть, ничего такого с тобой там не случилось. Я помню, меня по молодости братья одной виконтессы отмутузили, когда прихватили в ее спальне, вот это было да. Я потом еще год ногу волочил, думал, что калекой останусь. Упал неудачно, когда они меня под конец с ее балкона сбросили.

Монсеньор ухмыльнулся, как видно вспомнив себя юным, и даже пробормотал что-то о луне, посеребрившей кончики деревьев.

Сдается мне, что угадал я и по поводу своего появления в его отряде, и о том, что ему наплели де Фюрьи.

— Мех отдай, — толкнул меня в бок локтем сидящий слева мечник и, не обращая внимания на мое страдальческое мычание, продолжил: — Ишь, присосался!

Порядки тут, судя по всему, были простые, и мне это даже понравилось.

Неподалеку от нас, у одного из соседних костров, раздался многоголосый хохот и громкая забористая брань. Следом за этим звякнула сталь.

— Вот народ! — сказал кто-то из моих новых соратников. — Что ни ночь — все у них поножовщина. Я так думаю, что если бы мы тут еще пару недель посидели, то они бы и вовсе друг друга перебили без остатка.

— А о ком речь? — спросил я у своего соседа слева, Лигона я не хотел беспокоить, он погрузился то ли в свои мысли, то ли в воспоминания. — Что там за люди?

— Разбойники, — равнодушно ответил мечник. — Душегубы. Им война — мать родна, да и нет у них толковой добычи из-за нынешнего местного неустройства. Так что они с нами теперь воевать против нордлигов пойдут. Целой оравой пожаловали еще на той неделе и продали свои клинки милорду Шеппарду. А нашим отцам-командирам это только в радость — вояки они неплохие, опять же места эти знают.

Сталь по соседству звякнула о сталь, потом еще раз, после раздался громкий вскрик, и разбойники дружно взвыли. Судя по всему, поединок закончился в чью-то пользу.

— Хотя эти еще ничего, — продолжал тем временем мой сосед свои речи. — У них некое подобие дисциплины есть, потому как предводитель тертый, в кулаке эту братию держит и, если что, сразу непокорным кровь пускает. А вот, помню, мы с монсеньором как-то воевали за короля Атина, так там тоже наняли разбойников…

Тертый вожак? У меня неприятно заныло в животе то ли от побоев, то ли от скверного предчувствия. Не тот ли это вожак, чьего сына я в свое время прикончил на одной лесной дороге? Запросто ведь может быть, что тот самый. Думаю, в местных лесах он не один орудует, но с моим-то везением… И потом, тогда паромщик говорил, что людей у него немало. Или это не он говорил, а захваченный нами разбойник?

— А как их главного зовут? — спросил я у мечника, когда он замолчал и перестал предаваться воспоминаниям. — Не знаешь?

— Ганс, — разбил мои последние надежды сосед. — Хромой Ганс, так его называют. Он и впрямь одну ногу приволакивает.

Ай, как все плохо-то! Это тебе не братья Рози, эти ребята разговаривать не будут, просто подденут на ножи — и все. Надо обо всем при первом же удобном случае непременно Гарольду рассказать и всем остальным, с кем я летом путешествовал. Вот только повидаться бы еще с ними.

Странное дело — я отвык быть один. Раньше для меня это было привычное состояние, более того, одиночество давало шанс на выживание. А сейчас все изменилось. Всего-то ничего прошло времени, как мы расстались, а внутри поселилась какая-то ноющая пустота. Вроде бы все должно быть не так, мы же, по сути, соперниками стать обязаны и друг другу свет белый застить, однако получилось по-другому. Мы стали друзьями, ну или перестали быть врагами, что тоже немало.

Утром, когда трубы возвестили о начале похода, я еле встал на ноги. У меня болело все, что только можно, как это и бывает в таких случаях, да вдобавок я изрядно замерз.

— Наконец-то! — не обращая внимания на мои охи и вздохи, радостно крикнул монсеньор Лигон. — Так надоело тут сидеть и жевать солонину. Кровь застоялась!

Самое странное, похоже, его мнение разделяло большинство людей, которые находились в этой долине. Звонкий гомон доносился справа и слева, лица воинов, рыцарей и даже лекарей были воодушевленными и исполненными неподдельной радости. Вот не могу я этого понять. Ладно бы впереди было что-то приятное, но нас-то ждет кровопролитие, причем в самом ближайшем будущем, и кто-то из тех, кто сейчас полон энтузиазма, попросту не доживет до конца даже этого дня. Или я просто еще не распробовал радости настоящей войны? Я ведь на ней, по сути, и не был ни разу. В схватках бывал, но бойня у Гробниц или стычка в лесу — это совсем другое. А может, я себя просто успокаиваю?