Эдуард Пашнев Картошка

— Не провалится, лед крепкий, — сказал Хлюпа. — А может, и провалится. Сейчас проверим.

Он резко поднялся, но оставался еще некоторое время на месте, наблюдал «за идиллией».

— Да брось ты, Ген, не надо. Охота тебе с ними связываться, — попробовал отговорить его Мишка.

— Три рубля.

— Какие три рубля? Откуда у меня три рубля?

— Тогда не лезь. Англичанин, не хочешь заплатить три рубля? Ты у нас жалостливый.

— Нету у меня денег, — зло ответил Юрка.

— А ты чего так отвечаешь, велосипедист? — Хлюпа сорвал с Юрки шапку и пинком послал вперед. — Велосипедисты, за мной!

Ребята устремились вниз по склону за шапкой.

Все по одному разу успели пнуть ее, прежде чем она снова попала к Хлюпе. Он поддел шапку носком ботинка и протянул на ноге Юрке.

— Носи на здоровье.

Парень на этой стороне озера, а девушка на той стороне озера с любопытством наблюдали, как ребята играли шапкой в футбол. Парень зазевался. Ему бы уйти, а он стоял и смотрел.

— А ты шагай, — надвинулся на него плечом Хлюпа.

— Что?

— Шагай, говорю, дубина!

— Куда?

— Туда! На ту сторону.

С трех сторон его окружали ребята, идти можно было только на лед. Но лед был совсем еще не крепкий.

— На лед?

— Иди, тебе говорят! — подскочил к парню Юрка и озлобленно толкнул его обеими руками. Парень пошатнулся и, спотыкаясь, съехал на лед. Юрка тоже съехал на лед. Хлюпа подал ему руку, вытянул на берег. А парень остался на льду. Он беспомощно оглядывался по сторонам. Девушка на той стороне озера тоже оглядывалась, чтобы позвать кого-нибудь. Но аллеи парка в этот час были пустынны.

— Иди, иди! — помахал парню Хлюпа. — Джульетта ждет.

— Иди, иди! — стал кидать в него камешки Потап.

Парень попятился. Затрещал и стал прогибаться под его ногами лед. Чтобы не провалиться, он должен был идти. И парень пошел.

— Сережа, осторожней, Сережа! — прижала девушка руки к груди.

— Джульетта зовет, поторопись! — крикнул Хлюпа и катнул по льду большой камень, но промахнулся.

Парень осторожно шел по льду, сосредоточившись весь на движении. Когда он миновал середину озера и стало ясно, что не провалится, Хлюпа крикнул ему:

— Ну вот, а ты боялся!

Девушка помогла парню выбраться на берег. Он взял ее под руку, и они быстро пошли вверх по склону, изредка оглядываясь.

На звонок Зинаида Петровна вышла из кухни. В дверь протиснулся бочком и виновато заморгал мужчина в добротном драповом пальто, в шапке пирожком, которую он торопливо снял.

— Извините, может, я не сюда. Тогда прошу прощения.

Зинаида Петровна отошла в сторону, жестом пропуская его в квартиру.

— Нет, нет, вы извините. Сначала скажите — у вас есть сын?

— Да как вам сказать… — сухо проговорила Зинаида Петровна. Губы у нее страдальчески дернулись.

— Я, собственно, пришел сначала узнать, — засуетился гость, беспомощно оглядываясь. Из-за его спины вышла девушка, мстительно спросила:

— Он в какой школе учится?

Она хорошо запомнила того мальчишку, который столкнул ее Сережку на лед, нашла его, выследила и привела отца.

— В двадцать восьмой, — сказала Зинаида Петровна.

— Так вот, больше он не будет там учиться.

— Подожди, Таня, — остановил ее отец.

— То есть в тридцать четвертой. Он в тридцать четвертую перешел, — мучительно выговаривая слова, пояснила Зинаида Петровна. — Я его перевела поближе к дому. А что он сделал?

— Пусть он сам скажет, — предложила девушка. — Позовите его.

— Подожди, Таня. Может, это не он.

— Юра! — позвала Зинаида Петровна.

Юрка вышел, ероша волосы. В руках у него был томик Пушкина. Он заложил пальцем страницу, чтобы не потерять место, где читал.

— Пушкин! — радостно, почти восторженно воскликнул отец Тани. — Тогда извините! Тогда это не он.

— Он! — тихо проговорила Таня.

— Он? — сник отец.

— Куда ты? Стой! — поймала Зинаида Петровна Юрку за воротник рубашки и дернула на себя так, что рубашка вылезла из штанов. — Куда? Ты видишь, к тебе гости пришли. Что он сделал?

— Ничего особенного, — грустно покачал головой мужчина и надел шапку-пирожок. — Ничего особенного. Запомните, молодой человек, читающий Пушкина, — он выпрямился, словно был за кафедрой. — Запомните простую истину. Там, где обижают одного, — обижают всех. Пойдем, Таня! Извините, что побеспокоили.

— Папа! — попробовала его задержать на лестничной площадке дочь, но он увлек ее за собой.

— Пойдем, пойдем!

На улице отец церемонно взял дочь под локоть. Она сердито оттолкнула его руку.

— Зачем мы сюда приходили? Ты мне можешь объяснить: зачем мы сюда приходили?

— Как зачем? Я, по-моему, очень удачно сказал о правах человека и про Пушкина.

— При чем тут Пушкин? Тут милиционер нужен, а не Пушкин.

— Зачем же сразу милиционер? Он молодой человек, читает книги, должен понять.

— Папа!!!

Она больше ничего не сказала, только махнула рукой. И пошла быстро впереди него. Отцу пришлось ее догонять. Он убыстрил шаги, но, догнав, не взял дочь под руку, а виновато пошел рядом.

А в квартире Зинаиды Петровны повисла гнетущая тишина. Юрке хотелось что-то сделать, чтобы не было так тихо, но он боялся пошевелиться, стоял перед плитой и ждал, когда закипит чайник.

Наконец из носика пошел пар, забулькали пузыри, запрыгала крышка. Юрка взял чайник и стал наливать кипяток в бутылку из-под минеральной воды. Бутылка лопнула у него в руках, на пол посыпались осколки, полилась вода. Юрка отшвырнул ногой осколки, взял другую бутылку.

Зинаида Петровна лежала на диванчике в углу, отвернувшись к стене и подогнув ноги. Приглушенный свет падал на нее от торшера, стоявшего в изголовье. Юрка тихонько вошел, остановился, держа в руках бутылку и полотенце.

— Мам, я налил горячей воды. Приложи!

— Уйди от меня!

— Приложи, а? Это вместо грелки. Тебе сразу легче станет.

Зинаида Петровна долго молчала, потом сказала сквозь зубы:

— Заверни в полотенце и дай мне.

Юрка принялся суетливо заворачивать бутылку в полотенце. Мать, не глядя, взяла у него «грелку», приложила к животу.

— Мам, это печень, да?

— Нет, это не печень, — резким движением оттолкнула от себя полотенце и бутылку Зинаида Петровна. — Это ты, все ты!

Бутылка, сброшенная на пол, медленно катилась. Юрка поднял ее, заткнул покрепче пробку, подобрал с пола полотенце.

— Мам, ну чего ты?

— Не называй меня больше мамой.

— А как же?

— Зинаидой Петровной, как чужой человек.

— Мам, — подошел Юрка с бутылкой, тщательно укутанной в полотенце. — Приложи!

— Замолчи! Не называй меня больше мамой!

— Не буду! Ты только приложи! Зинаида Петровна, приложи, а?

— О-о-о! — застонала Зинаида Петровна и уткнулась головой в подушку.