Владимир Поселягин - Я из будущего

– Слушай, меня тут оглушило немного, мысли немного путаются. Сегодня какое число? Двадцать второе июня сорок первого года? Утро?

– Ну да, воскресенье.

– А я думал суббота, все же хорошо приложило, – с облегчением улыбнувшись, ответил я. – Готово, держи.

– О, кажется, я знаю, где это, – изучив рисунок, пробормотал Сергей. – Дом старухи Кришинской на соседней улице от моего дома… Точно, и постоялец у нее был из командиров, то-то он мне знакомым показался. Ладно, Ивану я передам, где произошло преступление, а сейчас извини, мне бежать надо.

Сергей, громко ботая тяжелыми ботинками, побежал куда-то в сторону пакгаузов, их было видно над забором, а я, осмотревшись, направился к зенитке. Хотелось осмотреть это чудо инженерной мысли. Кстати, в отличие от этой зенитной установки, ДШК я знал, все же в ремонтной части служил. Сколько таких разбитых бронеавтомобилей нам доставляли! Там и такие раритеты были, что на вооружении у них состояли ДШК. Помнится, один раз приволокли разбитую «тридцатьчетверку». Откуда она у танкистов взялась, почему ее с тем конвоем отправили? Наверняка для того и отправили, чтобы списать как боевые потери, там такие дела крутились… Не важно, главное ДШК я знал, мог и сейчас с закрытыми глазами разобрать-собрать, если что, могу подтвердить. Тут важно то, что первые двое, которым я навешал лапши на уши, мне вполне поверили, я это видел. Значит, версия стоящая.

Обдумывая свои первые шаги, я разглядывал установку, близко не приближаясь, а там шел интересный разговор. Зенитчики прикидывали, кто сбил вторую тройку бомбардировщиков, что догорала кострами вокруг станции. Судя по разговорам, они были живыми свидетелями, как те вспыхнули на подлете и спикировали в землю. Утром ребят подняла бомбежка и стрельба, прозвучал приказ выдвинуться на защиту станции, вот в пути они все и видели. Как я понял, часть дислоцировалась в нескольких километрах от этого селения, поэтому зенитчики так быстро тут и появились.

Больше я ничего узнать не успел и, услышав, что к нам приближается очередная волна налета, поспешил в глубь селения, чтобы меня не достал случайный осколок. Как я понял, немцев интересовала именно станция. Кстати, по моим выстрелам по самолету, то, что упали они не сами, даже зенитчики поняли, хотя версий выдавали на гора множество, еще те болтуны оказались, а вот кто, так и не смогли разобраться. Да и выстрелов-то не было. В этом они правы. Это в фильмах стреляешь из бластера, и к противнику тянутся светящиеся линии выстрелов. В реальности такого нет. Как и пули, полет плазменного снаряда простым глазом не увидишь, только момент попадания. Правда, по звуку опознать выстрел из бластера можно было легко. Нет, сам выстрел происходит бесшумно, вот полет плазмы происходит отнюдь не тихо. Близкое сравнение, если совместить полет шмеля и шум бенгальского огня. Правда, не особо громкий, при постороннем шуме можно и не услышать. Еще у бластера было три вида выстрелов. Это проникающий, против брони. Выстрел, и всего лишь две маленькие оплавленные дырочки на входе и выходе. Так называемый бронебойный заряд. Потом бронебойно-фугасный – это пробитие брони и взрыв сразу за ней с уничтожением огнем плазмы всего вокруг. Последний, что у меня как раз стоял по умолчанию на том использованном бластере, фугасный. При попадании море огня, что и случилось. Причем фугас еще и броню пробил, раз никто не выпрыгнул, видимо изжарились, да и было-то там этой брони – тьфу, а не броня.

Отойдя в сторону, я подошел к колонке и надавил на рычаг. Потекла тонкая струйка, видимо были повреждения, стал пить. Более того, и флягу наполнил, она у меня имелась, но закрытая. Надобности в ней не было, и я не снял консервационную пленку с горлышка, а вот теперь вода – это необходимость. Кстати, к счастью, никто не видел, как я доставал фляжку и убирал. А то криков было бы! Сами посудите, молодой парень упирается рукой в бок на рубашке, и, о ужас, рука уходит в тело, а по рубахе – как круги на воде. Потом рука появляется с полукруглым предметом, в котором можно опознать флягу, а после наполнения та же метаморфоза. Рука вместе с флягой исчезает в рубахе, снова круги – и все, на вид настоящий паренек, что идет по улице. Хотя нет, бежит. Нет, укрывается за свежесрубленным срубом бани, подготовленным к постройке.

Укрывшись за каким-то срубом, стоявшим на чурках прямо на улице, я лежа пережидал бомбежку, вместе с почвой вздрагивая от особенно крупных толчков. Когда шестерка бомбардировщиков с парой истребителей в прикрытии стали удаляться, мне кажется, это был последний налет, потому что все, что нужно было разрушить, было разрушено, я встал и, отряхнувшись, направился к станции. Пока шел, заметил у местных несколько злобно-радостных взглядов. На меня также поглядывали с подозрением.

Выйдя к площади у вокзала, я посмотрел на здание, где ранее был фельдшерский пункт, а сейчас остались дымящиеся развалины, и вздохнул. Война уже три часа идет, а столько людей погибло. Осмотревшись, я было двинул в сторону выхода из селения, собираясь покинуть его и уйти дорогой дальше в тыл, но не успел. Народу тут хватало, повылезали из укрытий, и белую, вернее грязно-белую гимнастерку знакомого сержанта-милиционера я рассмотреть тоже успел. Тот разговаривал с каким-то командиром в каске вместо фуражки и указывал на меня. Не знаю, что они обсуждали, но видимо, это касалось и меня тоже. Хм, свалить или нет? Не успел, оба ко мне спешат.

– Эй, парень, погоди! – окликнул меня командир, лейтенант, судя по кубарям в петлицах. Эмблемы были общевойсковые. Кстати, когда я служил в свое время в российской армии, у меня тоже были общевойсковые эмблемы и лейтенантские звездочки на погонах. Я, может, и пиджаком был, но демобилизовался старлеем.

Что мне не нравилось в форме местных командиров, так это яркое отличие от своиих подчиненных. Они, можно сказать, были прямой иллюстрацией, в кого первого стрелять противнику. Вот и этот командир был обмундирован так же. Только вместо положенной фуражки была каска.

– Да, я слушаю, – остановившись, повернулся я к ним.

– Ты зенитчик?

– Был наводчиком, есть такое дело.

– Воевал?

– Можно и так сказать, но в атаки не ходил.

– Да это понятно. Помочь можешь? У меня потери в расчетах. Вооружение цело, но расчеты близкими разрывами бомб посекло. В одном двое уцелело, в другом вообще ни одного, всего трое раненых. Я их сейчас отправлю в ближайший медсанбат и вызову помощь, пополню расчеты. Сейчас нужно лишь подежурить.

– Зачем? – удивленно приподнял я бровь. – Немцы больше не прилетят. Бомбить нечего, все, что было, разбомблено. Я вообще удивлен, что они третью волну прислали… Да и документов у меня при себе нет, в пиджаке остались, а он… Вон, с тем домом горит. Я там остановился на постой.